Цветение

— Похоже, мы оба себя только что накрутили, — выразила я мысли вслух. — Скорее я накрутила нас обоих. И себя, пока тебя не было.

Папа поднял брови и поджал губы в неуверенной улыбке.

— И что надумала? — он закинул ногу на ногу, но все еще с кривым оскалом горбился над своим кофе.

— Что меня стоит запереть в палате для психически больных, пока половое созревание не закончится, — уткнулась я взглядом в чашку чая. — Что бы там ни было, как бы ты не поступал со мной: унижал, бросал на полгода одну в глуши, игнорировал звонки и сообщения, мастурбировал на меня спящую. Что угодно. Хоть бы бил и насиловал.

Он молча меня слушал. Выражения лица мне было не видно, но от новой эмоциональной волны уже брала дрожь. Возможно, кто-то сейчас очень разозлится.

Боги, как же все-таки восхитительно выводить его из себя! Сраного неприступного Улима Раша!

— Все равно я буду любить тебя. Потому что ты у меня один, а я — твоя плоть и кровь. И да, я очень на вас сердилась и обижалась. Но все равно давно простила.

Как бы то ни было, игра и мир Изнанки были их способом достичь бессмертия, а я — всего лишь биологический отпрыск. С точки зрения вечности, у меня не было шансов на этих весах. Так что не мне судить родителей. Просто им не стоило заводить детей. Но так уж получилось, что один все же выкуклился. И единственная причина на них обижаться, это то что они все еще цеплялись за меня, а не за свое настоящее детище. Тогда как я прямым текстом сказала им не делать этого, что все в порядке.

— Я тоже люблю тебя, маленькая моя, — отец присел рядом и мягко обнял меня, помогая отставить чай.

Мда. Похоже, приступ ярости отменялся.

— Ты позволишь мне дальше жить с Аском? — мягко спросила я спустя пару минут обнимашек.

— Нет.

— А если я позволю к себе прикасаться?

— Сандра! — он возмущенно на меня глянул, тут же отстраняясь.

Люди — ужасные лицемеры.

— Что? — непонимающе хлопнула я глазами. — Что такого? Никто не узнает, и все останутся довольны.

На что он снова сердито соскочил с койки и нервно зашагал по палате.

— Позволю делать со мной, что пожелаешь. Ладно? — я жалобно на него глянула. — Пожалуйста, только не разлучай нас. Мне было очень плохо последнюю луну и те три года, когда вы вынудили его…

— Никто его не вынуждал! — обернулся ко мне отец, просверливая взглядом дыру. — Это всецело был выбор Аска.

— Конечно. Точно такой же выбор, как вы всегда давали мне. Даже сейчас: меня заперли здесь и не выпускают. Хотя я почти здорова и явно не нуждаюсь в постоянном пребывании на стационаре.

— Ты еле двигаешься, — скрестил он на груди руки.

— Это истощение. Нужно чаще питаться. Кушать хочется уже через час после еды, — я скинула раздражающий кислородный катетер с браслетом-датчиком и отключила на пульте сигнал, чтобы не прибежал дежурный медик. Это было полезно в случаях похода в туалет или, как сейчас, когда в носоглотке ужасно пересохло и хотелось отдохнуть от давящего манжета.

— Мы обсудим твою диету с лечащим доктором.

— Вот. Опять все вы решаете. Это сводит меня с ума! Еще на цепь меня посади!

— Ты — глупый подросток, и совершенно не знаешь, что тебе необходимо. Поэтому мы за тебя решаем. Чтобы ты не натворила бед.

— Ты же взрослый, — в ярости процедила я сквозь зубы. — Реши уже трахнуть меня, а не втихую передергивать в своих влажных фантазиях. Все лучше, чем трахать мне мозг. И все будут довольны!

Отец быстро подошел ко мне и оскалился в бессильном гневе. Тем не менее руку не поднял.

Ожидая реакции, я пристально смотрела на него в ответ.

От него сейчас фонила непередаваемая гамма эмоций.

Это было несколько неэтично с моей стороны. Совершенно неэтично и аморально, если быть честной.

Но у меня уже сползала крыша!

Запираться самой — это одно. Но когда умышленно запирают и ограничивают действия без моего выбора и согласия — это огромное давление на и без того нестабильную психику. Ненавижу, когда так делают.

Все тело в трубках. Я чувствовала маленькие, но глубокие шрамы от разрезов для анализов. Мои волосы тоже сбрили, не спрашивая.

И вообще, вся эта ситуация возникла от того, что меня вынудили жить в другом месте. Когда была возможность и средства дать хоть какой-то выбор. Когда была возможность мирно договориться.

— Ты сходишь с ума, — прошептал отец после короткого вздоха.

— Конечно. Аск же меня не трахает. Так, может, хоть ты мне в этом поможешь? — я привстала на коленях и медленно повела подол рубашки пальцами по бедрам. — Или тебя заводит осознание власти надо мной? Я не прошу быть мягким, папуль.

У него на лице читалась непонятная смесь гнева и растерянности. Что уж говорить об эмоциях. Похоже, я все же пошатнула его баланс.

Отлично.

Упади еще ниже в моих глазах, прошу. Давай, разозлись. Наори на меня. Или ударь. Что угодно. Докажи, что ты просто человек. Что у тебя есть недостатки.

— Мне и попросить не сложно, — я откровенно касалась себя, запрокидывая голову. — Пожалуйста. Ах!.. Прошу тебя. Умоляю.

— Ты сумасшедшая, — он шокировано смотрел на меня, но никуда не уходил и не отводил взгляд.

В ответ я смотрела прямо на него, продолжая еле слышно постанывать и жмуриться.