И все это было безумием. Он сделал ее своей пленницей. Сунул ей в ухо дуло пистолета. Таскал по всему штату туда и обратно. Его разыскивали за убийство. Она не имела права испытывать к нему влечение. Никакого права. Даже если он действительно не виновен. Даже если он сдержит все свои обещания: отвезет ее домой, найдет свидетелей, представит улики и сумеет оправдаться. Даже тогда.
Потому что Кэтлин был хорошо известен тот тип мужчин, к которому относился М. Дж. Тобин. Что бы там ни чувствовало ее тело, как бы ни томилась душа, разум был на страже. А он слишком хорошо знал, чем кончается роман с человеком, который всю жизнь ходит по лезвию бритвы.
Надо было положить этому конец. И немедленно.
Это значило, что после выхода из ванной горевший внутри нее огонь должен погаснуть. Но ничего не вышло. Полотенце льнуло к ее коже, вновь и вновь порождая греховные помыслы. Пар сладострастно вился в воздухе. И из затуманенного зеркала на нее смотрела обнаженная девушка со сверкающими глазами и молочно-белой кожей, налившейся грудью и затвердевшими сосками.
Она представила себе склонившееся над ней лицо Эм Джи, прикосновение мужских губ к ее шее, волосы цвета соли с перцем, смешавшиеся с ее золотистыми прядями, и впервые в жизни поняла, что такое настоящее желание. В нем было что-то первобытное. Что-то тайное и очень опасное.
Конечно, она ужасно устала. Напряжение, стресс, страх сделали свое дело. Вот почему ей захотелось лечь на пол, свернуться клубочком и дать волю слезам. Вот почему она жаждала выйти из ванной и оказаться в объятиях Эм Джи, что бы ни твердил ей разум.
Когда Кэтлин открыла дверь в спальню, вслед за ней в комнату ворвалось облачко пара. Длинный ворс ковра упруго пружинил под ее босыми ступнями. Несвежая одежда липла к чистой коже, горячей, как ее фантазии. Она распустила волосы и из последних сил терла их полотенцем, от всей души надеясь, что, в волшебном мешке Эм Джи найдется расческа.
Волосы у нее были намного длиннее и пышнее, чем думали те, кто видел ее каждый день. Она никому не показывалась в таком виде с тех пор, как ее отец сказал, какие они у нее чудесные и что это ее лучшее украшение. Сомнительный комплимент для взрослой женщины, но для девочки, которая всегда была слишком маленькой, слишком худенькой, слишком тихой, не было слов милее. Со светлой печалью она вспоминала, что после этого признания отец не прожил и месяца.
Кэтлин хранила это знание про себя. Для всех остальных она носила пучок, иногда заплетала косу и укладывала ее на затылке. Строго, скромно, аккуратно. Только оставшись одна, она позволяла себе распустить волосы, красотой которых отец так и не успел налюбоваться.
Вот только расчесывать их было трудно, а возня со шпильками превращалась в настоящее мучение.
Итак, Кэтлин вышла из ванной, продолжая вытирать волосы.
— Надеюсь, я не…
Но тут же умолкла. Рука с полотенцем опустилась. Влажные волосы рассыпались по обнаженным плечам, но она даже не ощутила их прохладного прикосновения к коже. Сентиментальные воспоминания об отце и его маленькой дочери разом улетучились. Несколько минут тому назад она, взывая к разуму, пыталась подавить в себе опасное влечение к Эм Джи, теперь это было уже невозможно…
Он спал. Раскинувшись в кресле, держа в пальцах догорающую сигарету, склонив голову набок и вытянув босые ноги. Он успел сбросить куртку и остался в старой черной тенниске и джинсах. Удивительно мужественный и такой уязвимый. Гладкие, рельефные мышцы и великоватая одежда, которая когда-то была ему, наверное, впору. Спутанные, взъерошенные волосы и тонкие морщинки на по-своему красивом лице…
Кэтлин поняла все. Измученный до предела, Эм Джи не сумел ее дождаться. Она видела сильное тренированное тело, дотоле скрытое под грязными лохмотьями, и краешек татуировки под левым рукавом майки. Видела силу, безрассудство и неизъяснимую чувственность. Но как бы теперь ни стремилась Кэтлин хоть немного вкусить от колдовского безумия Эм Джи, она в то же время жалела его.
Девушка боролась с желанием пригладить ему волосы, убаюкать в своих объятиях, хотя бы на время защитить его от врагов и от изматывающего долга. Скомкав полотенце, она прижала его ко рту и заморгала, снова борясь с подступившими к глазам слезами.
Будь он проклят. Будьте прокляты его улыбка, его благородство и чувство чести. Будьте прокляты его гипнотические аквамариновые глаза и злые шутки. Ей было бы легче, если бы она оказалась в руках другого злоумышленника, обыкновенного злодея-похитителя. Безопаснее. Вдали от страстей, овладевших ее душой.
И в который уже раз за последние сутки она подумала, что должна разорвать цепь, приковывающую ее к М. Дж. Тобину.
Шагнув вперед, Кэтлин вынула у него из пальцев сигарету и ткнула ее в стоявшую на столе маленькую пепельницу, где уже валялись четыре окурка.
— Эм Джи, — позвала она, не подходя ближе и не притрагиваясь к нему. — Проснитесь, или вы дорого заплатите за это…