— Великие древние институты, созданные людьми, могут по своей природе приносить и пользу и вред, а порой оставаться в стороне от жизни. Осуждать их огульно было бы неправильно. Но было бы также ошибочно не бороться против их дурного влияния. Провозглашать их непогрешимость — значит приписывать им такие свойства, какими никогда не обладали. Утверждать же, что они во всем плохи, — явная чепуха. Нам следует с должным пониманием относиться к тем католикам, которые стремятся искоренить отрицательные явления в своей церкви, и помочь их усилиям. Многие из них уже подняли свой голос, чтобы не допустить крестового похода против Советов. Католики помогают также насаждать образование среди коренных жителей Кении, Ньясаленда, Конго, Южной Америки; они оказывают там заметное противодействие господству реакционных североамериканских монополистов, прикрывающихся именем церкви. Католические профсоюзы Соединенных Штатов сразу же пресекли попытку католической иерархии Нью-Йорка выступить против членов профсоюза в Бруклине. В один прекрасный день католики отвергнут лжесвидетеля Буденца и ему подобных; они не допустят, чтобы платные осведомители ФБР учили морали студентов католического университета.
Раздался звонок, и в комнату вошел Джек Кармайкл, только что приехавший из Спрингфилда. Он был еще в расцвете сил, но уже заметно поседел и имел очень солидный вид. Не вступая в разговор, Кармайкл внимательно слушал. После обеда все собрались в библиотеке и, усевшись поудобнее, стали ждать прихода молодых. Около девяти часов вечера снова кто-то позвонил, и миссис Мансарт открыла дверь. На пороге стоял Джеки со своей женой. Это был рослый, крепкий мужчина с кожей кремового оттенка, пышущий здоровьем, жизнерадостный и самоуверенный, казалось, в дом ворвался порывистый свежий ветер, предвещающий бурю.
— Боюсь, сэр, вы меня не узнаете, так как видели только желторотым юнцом! — обратился он к Ревелсу. — Я сын вашей самой молодой тетушки Бетти. Помните, как ваш отец помогал моему отцу обосноваться на юге Джорджии? А, мама, ты уже здесь? Здравствуй! Привет, папа!
Мансарт все помнил очень хорошо. Какими призрачными оказались мечты отца насадить на Юге негритянские фермы, которые дали бы свободу миллионам чернокожих! Сейчас негры сотнями тысяч устремляются к к «более свободной» жизни в Гарлеме и чикагском Саус-сайде.
Рядом с Джеки стояла женщина почти такого же высокого роста, как и он, хорошо сложенная, с блестящей темно-коричневой кожей и длинными черными волосами. Одета она была просто, но со вкусом, и с первого же взгляда создавалось впечатление, что она умна и хорошо воспитана. Даже в этой бесспорно сложной для нее ситуации ее манеры оставались простыми и естественными. Ее непринужденность и самообладание резко выделялись на фоне общей растерянности. Бетти стояла с раскрытым ртом, делая отчаянные усилия, чтобы подыскать слова приветствия. Миссис Мансарт произнесла несколько обычных в таких случаях вежливых фраз, которые ей самой показались ходульными и напыщенными. Судья просто пожал молодым руки. Жена Джеки ласково улыбнулась и, нагнувшись, осторожно поцеловала Бетти в лоб.
— Джеки так много рассказывал мне о своей маме, — тихо сказала она.
Миссис Мансарт поцеловала ее, а Джек без всяких церемоний заключил ее в свои объятия. Молодая женщина улыбнулась ему и, неторопливо повернувшись к судье, завязала разговор. Говорила она звонким, музыкальным голосом, отчетливо выговаривая слова с едва заметным акцентом.
— Вы уж извините нас, судья Мансарт, за это ничем не оправданное вторжение. Вина полностью лежит на мне. Видите ли, я внучка Хирама Ревелса, бывшего когда-то сенатором от Миссисипи, в честь которого вы, очевидно, получили свое имя. С самого детства мне очень хотелось познакомиться с вами. Почти все мои родственники умерли, и вас я считала как бы родным. Американка ли я? Да, конечно. Я училась в Олкорне, а в шестнадцать лет уехала в Данию, откуда вернулась лишь три года назад. Мне сейчас тридцать два года, — добавила она.
К этому времени уже все присутствующие почувствовали себя свободно, и теперь вмешался в разговор Джеки.