Цветочки Александра Меня. Подлинные истории о жизни доброго пастыря

Умер Вольф Мень. Не исполнилось пророчество архимандрита, крёстного отца его жены. Не обратился он в христианство. Умер евреем и сионистом. Его смерть была большим ударом для семьи. Хоронили его в Малаховке, на еврейском кладбище. Александр прочёл кадиш над головой отца по всем правилам отцовской веры. Я уходил с кладбища с чувством светлой грусти.^[80]

Ив Аман

Прочтя одну из книг Солженицына в самиздате, отец Александр захотел увидеть его. Один из друзей о. Димитрия Дудко тайно организовал эту встречу, поскольку, чтобы писать некоторые свои книги, Солженицын часто был вынужден таиться. Они приехали втроём. «Кто там?» – спросили изнутри. «Тот, кто нужен, тот, кто нужен», – ответил друг, не осмеливаясь назвать имени.

Судя по фотографиям, отец Александр воображал, что увидит человека угрюмого, сурового, но писатель оказался весёлым, улыбающимся, полным сил. Он излучал физическую энергию. Батюшка вспоминал: «Я встречал немало писателей, но никто из них не был так умён. Он всё воспринимал мгновенно и обладал юношеским энтузиазмом, строил множество планов». В дальнейшем они встречались регулярно. Солженицын крестился в детстве, но вера в нём пробудилась позже, хотя в христианстве он скорее видел этическую систему. Он прочитал некоторые из книг отца Александра ещё до их публикации.

Наталия Басовская

Эти чтения, эти лекции были событием. Это был прорыв. И вдохновлял его тогдашний ректор нашего Историко-архивного института Юрий Николаевич Афанасьев, а участвовали многие. Мне повезло больше других, поскольку я была непосредственным исполнителем расписаний занятий студентов как проректор по учебной работе, я ещё не понимала, что это может быть счастьем. Счастье состояло в том, что как исполнитель этого расписания, как человек, обеспечивающий аудиторию, встречающий лектора… я извлекла из этого огромную моральную выгоду: очень быстро смекалка подсказала мне, что надо так организовать дело, чтобы отец Александр перед лекцией заходил ко мне в кабинет – ну, снять верхнюю одежду, что-то оставить, положить, может быть, какие-то лишние вещи, – а после лекции предложить ему чаю. Это была очень большая корысть с моей стороны. И мне случилось счастье разговаривать раз в неделю с этим совершенно необычайным человеком. Еженедельные беседы с отцом Александром за чаем – это след на всю жизнь, к этому следу я много раз обращалась, и многое было знаменательно.

Я попросила отца Александра заполнить соответствующие бюрократические бумаги, чтобы он у нас назывался «почасовиком». Не было предела его изумлению. И он сказал: «Но вы же понимаете, что я никаких денег за это не возьму». Да и деньги эти были просто очень смешные, но не в этом дело, он всё равно бы их не взял. Это было его служение. И я сказала, что я понимаю, но, с другой стороны, мы хотим, чтобы случился первый прецедент: служитель Церкви как проповедник культуры, как учёный в светском учреждении.

Мгновенное понимание – и с терпением он заполнил все эти нудные ненужные бумажки, которые останутся для истории, как свидетельство нормального диалога между светской системой образования и представителем науки не вполне светской, но готовой говорить на языке, понятном студентам. Студенты бежали на эти лекции, заполняли сравнительно большой актовый зал 6-й аудитории, многого не понимали. После первой лекции ко мне подошёл студент и сказал: «Многого не понял, но ощущение божественное».

Наталия Большакова

Около двух часов дня мы поехали в Москву, где отец Александр должен был читать лекцию. По дороге я расспрашивала его о поездке в Италию этим летом, а он показал мне извещение на получение груза из Италии. «Что это?» – спросила я. «В понедельник я должен поехать в Шереметьево и получить миллион одноразовых шприцев. Я познакомился в Италии с одним человеком, он миллионер, спрашивал, чем он может помочь, я ему рассказал о детской больнице. И вот он прислал. Представляете, какой это подарок для Республиканской детской больницы!»^[81]

Анна Борзенко