Цветочки, ягодки и пр.

Между тем второй Человек идет к Анчару (декорации меняются панорамой). Показался Анчар. Человек боится подойти к Анчару, а Анчар его ловит (па-де-де: Анчар и Человек). Наконец, Человек берет у Анчара яд и с ядом подмышкой потек обратно.

Принес он смертную смолу
Да ветвь с увядшими листами,
И пот по бледному челу
Струился хладными ручьями.

Снова — дворец (он же — шалаш). Второй Человек возвращается, неся на руках ветвь (характерная танцовщица). Соло Яда (он же — Смертельная Смола), который бежал за вторым Человеком. Потом танец принесенной Ветви, переходящий в танец Листов (ученики и ученицы балетного техникума). Затем танец Пота и, наконец, танец Хладных Ручьев, которые машут длинными лентами на палках.

Принес — и ослабел, и лег
Под сводом шалаша на лыки,
И умер бедный раб у ног
Непобедимого владыки.

Танец ослабевшего второго Человека. Массовый танец Лыков, которым на руки падает второй Человек, ослабев окончательно.

А князь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы,
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.

Танец Княза (он же — первый Человек). Танец Яда. Танец Напитала. Танец Своих. Танец Послушливых… В общем, принцип ясен… Только в самом конце непременно должен быть всеобщий танец: Анчара, Природы, Кувшина, Корней, Ветвей, Птиц, Тигров, Тучи, Листа Дремучего, Песка Горючего, Человека, другого Человека, Властного Взгляда, Яда, Шалаша и т. д.

Раздел третий: как надо критиковать

1. Рецензии беллетристические

Для того, чтобы сразу познакомить начинающего литератора со всею сложностью литературной критики, мы приводим тут несколько рецензий на одну и ту же книгу. Проштудировав эти небольшие критические этюды, вдумчивый читатель наглядно воспримет богатство возможностей жанра. В самом деле, не только характер самого высказывания (как принято говорить в просторечии — «хвалит или ругает критик?»), но и тональность рецензий необычайно разнообразна. Иногда только возможность умело применять тональность типа «шанжан» (французский термин, означающий по-русски причудливые изменения цвета на протяжении одной и той же вещи; более популярно у нас определение этого же явления, заимствованное из зоологии, — «хамелеон»), — только такая способность, говорим мы, спасает критика от неприятных последствий, какие несут в себе изменение конъюнктуры в момент опубликования рецензии или недостаточное знакомство рецензента с общей и частной литературными ситуациями до того, как он сел писать свой отзыв.

Как вы увидите, мы приводим образец и такой рецензии — типа «шанжан».

А. Рецензия лирическая

(Без изложения сюжета)

В РОДИМОМ БУЕРАКЕ

По-разному сложились судьбы многочисленных героев новой повести Фер. Пиджачного «Таежный взрыд». И крутой норов старого колхозного вожака Дормедонта Лакрицына не похож на мудрость Марфы Извозовой. И близнецы-прицепщики Сяпа и Сюпа не идут ни в какое сравнение с красавицей Лушкой. А кто скажет, что тракторист Евстигней недостоин своей самоотверженной подруги, когда он совершает лихой отъезд за сотню километров, чтобы добыть примочку для уха старика, не понявшего его самого, то есть тракториста?!.. И райкомовец Копытов, сначала обнаруживший себя как формалист и начетчик, вдруг поворачивается к нам другой, лучшей стороной своей натуры, видеть которую до того удалось только добрейшей Анисье Иероглифовне, да и то лишь потому, что безымянный шофер, застрявший со своим грузовиком в овраге близ «Красного буерака», дал возможность и Копытову развернуть всю ширь его скрытной, но доброй, в сущности, натуры. Даже второстепенные персонажи — вроде Пелагеюшки, появляющейся лишь на мгновение с чужим поросенком на руках; старика Альфредыча; тихих любовников Лики и Ники; конопатого Сашки; хромой Маланьи; бабки в переднике; тетки без повойника; голопузого мальчишки с незаурядной пупковой грыжей и других — таких разных и вместе с тем таких своих, родных нам и симпатичных людей, — даже их появление вызывает у нас радостное чувство по поводу того, что мы с ними познакомились, узнали их, обрели живой интерес к их судьбам, заботам, радостям, ссорам и увлечениям…

Когда дочитываешь последнюю страницу повести Фер. Пиджачного, то невольно думаешь: что-то теперь поделывают все эти люди, которых ты уже успел полюбить? Счастлива ли Лушка со своим Евстигнеем? Калерия Пущина укротила ли свой нрав? Сяпа и Сюпа купили ли себе желанные полуботинки на ранту? Дормедонт Лакрицын до конца ли понял, что так самовластно нельзя дальше вести по старинке вверенный ему колхоз?..

Эти и многие другие вопросы возникают в голове у читателя.