Цветочный крест • Потешная ракета

Отойдя немного, Феодосья в нетерпении остановилась и стала разглядывать книги. Одна, «DeFluminibus», хоть и овеяла девицу хранящимся в ней тайным знанием, не могла помочь в ее охоте познать новое. От «Арифметики» нахлынули воспоминания, как сидела она в детстве подле брата Путилушки и, заглядывая в его школьную книжку, царапала палочкой в своей «тетрадке», сшитой для нее матерью из бересты. «Лексикон латинский» сразу ей понравился, причем не смогла бы высказать Феодосья, почему вид этой книги вызвал у нее предвкушение удовольствия. Но когда она раскрыла ее наугад и вперила взгляд в первое же оказавшееся в поле зрения слово – theatrum, то была поражена… тем, что возле него, после маленькой черты, стояло «феатр»! Театр, о каковом рассказывал ей возлюбленный скоморох Истома! Феодосья была поражена удивленьем:

– Олексей, сие знак мне дан! Знамение!

– Какое знамение? – заглянув в книгу, вопросил стрелец.

– «Феатр».

– И что – театр? В скоморохи, что ли, из монахов пойдешь? Милое дело.

– Не знаю еще, что сие значит. Но неспроста это. Театр. Те-а-тр, – распевая на все лады сие слово, Феодосья развеселилась и даже подпрыгнула, пытаясь пролететь в воздухе.

– Вот коза! – посмеялся Олексей. – Куда ты побежала? Мыслимо ли монаху бегать ровно зайцу? Погоди.

– Пошли быстрее, хочу книжки изучать! – торопила Феодосья стрельца.

И, прибежав в обоз, забралась в кибитку и канула в книги, как окунулась бы в бирюзовые теплые воды бескрайнего моря, пронизываемого то солнцем, то звездным светом.

Феодосья, как всякая прилежная ученица приходской школы, куда довелось ей ходить два лета, знала, как нужно овладевать науками – зубрить наизусть.

– Повторенье – мать ученья! – выстукивая указкой по столу, внушал отец Нифонт. – Сто раз прочти, на сто первый само прочтется. И тогда уж ничем из головы не выбьется!

Сей самый верный метод и применила с успехом Феодосья, изучая «Латинский лексикон». Она по наитию поняла, что сие учебник для изучения другого, не русского, языка, и, наверное, речат на нем в какой-то иноземной стране. Но в какой, Феодосья знать не могла. Может, в Речи Посполитой? А то и в Африкии? Но она, во-первых, надеялась, изучив лексикон, вызнать из него что-либо про театр. А во-вторых, наслаждалась, поглощая неизведанное знание о мире.

Повторив про себя и вслух одно и то же слово с двадцать раз и выучив перевод, она на подоле рясы пальцем несколько раз повторяла его написание. А потом на стоянке на память писала слова на песке. Сперва Феодосья учила словеса, не понимая смысла, не умея связывать их между собой. Но после вызубрила краткие пояснения, предшествовавшие лексикону. Из них поняла грамматические правила, суть существительных и глаголов. Стала глядеть, что приписано возле словечка «adverbiym» – «наречие», или «praesens» – «настоящее время». И через две недели пришел день, когда она взяла в руки книжку с надписью «DeFluminibus» и потрясенно перевела:

– «О реках»! О реках! Аз поняла! Олексей! Аз толмач! Аз перевела со латинского языка на русский!

– Ну теперь с тобой можно в любые края ехать – не пропадем! Что перевела-то?

– Посмотри, как думаешь, что на этой книжке написано?

– Откуда мне знать?

– Ну ты догадайся. Ты эту вещь почти каждый день видишь.

– Хлеб, что ли?

– Нет. Она течет.

– Сца, что ли?

– Фу! Сквернослов! Река! Книга называется «О реках». И аз сие перевела!

– Молодица! И мне теперь полагается награда.

– Почему тебе?

– А кто книжки в монастыре выпросил? Игумен-то, сама видела, жаднее Кащея.

– С чего ты взял?

– А прибеднялся! «Нам бы лоскут крашенины да кус квашенины, боле не нада». А братия у него только что не в обносках ходила. А свинья по двору бегала тощая, как кочерга. У такого снега в зимний день не выпросишь. А я тебе три книги раздобыл, целый… как его? Скрипторий!

– Ну хорошо, молодец. Какую награду ты просишь тебе жаловать?

– Поцелуй в уста.

Феодосья замолчала.

– Без вложения языка, – пошел на уступку стрелец.

– Да про язык и речи нет! Давай другую какую награду? Хочешь, я тебе из книжки буду вслух читать?

Олексей оскорблено глядел вдаль.

– Ну хорошо, – промолвила Феодосья.

Олексей встрепенулся и придвинулся ближе.

– Но не в уста, а хоть в лоб, – отказалась Феодосья.

После чего вздохнула и быстро, едва коснувшись, задела губами лоб Олексея.

– Покойников и то крепче лобзают, – изрек Олексей.

Посидел молча и, взяв пищаль, спрыгнул с воза.

Через короткое время Феодосья услыхала выстрел.

Обомлев, она сидела, открывши рот и бояся вымолвить то, что стучало в скраниях. Наконец, преодолев столбняк, Феодосья с трясущимися руками стала выбираться из воза. Когда она встала на обочине и поглядела на другую сторону дороги, в лес, раздался грохот второго выстрела.

– Застрелился! – крикнула Феодосья. – Олексей застрелился! Ой, люди добрые!

Возы стали останавливаться, задерживая и те, что ехали позади. Когда мужики разобрали сбивчивые выкрики Феодосьи и побежали к лесу, из него вышел стрелец, неся двух зайцев.

– Олешка! – загомонили возничие. – Ты живой? А монах рекши, будто застрелился.