Цветочный крест • Потешная ракета

– Знамо дело, сама захотела, – молотя в ворота, с пониманием кивнула Матрена. – Тишка, отворяй! Заснул, пес?! Сука не захочет, кобель не вскочит… Молодым завсегда охота… И хочется, и колется, и матерь не велит…

Ворота раскрылись.

– Дрых, пес? – возмутилась Матрена холопу.

– Как можно?

– Али хмельное хозяйское жрал? – покрикивала Матрена для порядка. – Чуть не уморозил хозяйку молодую.

– Простите Христа ради, Феодосья Изваровна… – отступив, принялся кланяться Тишка, без особого, впрочем, усердия, поскольку знал добрый нрав молодой госпожи. – Аз торопился, да лапти в сенях под порогом примерзли, насилу оторвал…

– Прости-и-те! Лапти примерзли, так нагим бы бежал, авось мудей бы не отморозил. Апостолы святые босыми ногами ходили, а нашему Тишке сапоги червленые подавай. Тебя бы, лешего, на одном столбе с разбойником разинским подпалить надобно было. Скажи спасибо, что Феодосья Изваровна тишайшая нравом, кроткотерпица наша, а я б тебе по хребтине-то прошлась батагом!

– Есть моя вина, виноват, а как же не виноват?.. – как полагается, привычно бормотал Тишка, закрывая ворота на засов и придерживая пса Басурмана. – Бейте меня, хоть убейте, коли надобно…

– Ты хозяйку-то издалека должен был с частокола зрить и заранее за воротами наготове стоять… – шумела Матрена, уже оставив позади Тишку и войдя в сени, а затем в жарко натопленную обеденную горницу, густо наполненную сытными запахами. – Никак щи?

– Щи, – подтвердила Парашка.

– Ну уж щи, хоть муде полощи! – обругала Матрена и Парашку заодно. – Шлеп манда во щи – кушайте, дорогие гости. Пошла прочь! Иди на двор, карауль, хозяева следом сейчас приедут, усталые.

Парашка кинулась прочь.

Повитуха любила похозяйничать в отсутствие Василисы, дабы упрочить свое положение в стане холопов, да и самой себе доставить удовольствие. Но сейчас она криком снимала напряжение, в каковое повергло ея внезапное известие о тягости Феодосии. Впрочем, еще по дороге с Государева луга Матрена все обмыслила и выработала свою позицию: от скандала никому лучше не будет, и в первую очередь ей, Матрене: честным пирком да за свадебку, так вскорости повьет она, Матрена, еще одного строгановского наследника, упрочив свое доброе положение в семействе. А прибьют Извара с Василисой девку до смерти али заставят зелием изгнать плод, так Матренины услуги не понадобятся. Стало быть, надобно все толком разведать и Василису убедить-умаслить не серчать на дочь. А от Извары и вовсе надо скрыть грех: меньше знает, крепче спит.

– Садись, Феодосьюшка, давай-ка я тебе шубу разовлеку, оголовник сниму, – принялась ласково обихаживать сродственницу Матрена.

Ах, не к месту упомянула повитуха Тишке сожжение скомороха!.. Ибо Феодосья, сидя идолом верхом на шубе, снятой повитухой с ея плеч, вдруг глубоко вздохнула и заупокойным голосом произнесла:

– Посягнуть в брак с Юдой аз не могу. Поелику согрешила не с ним. Не его чадо у меня в брюхе.

Матрена выпучила глаза и растопырила руки.

– Да как же это?

Впрочем, замешательство ее длилось недолго, иначе это была бы не Матрена.

– А кто об сем знает? Никто!

– Аз знаю… – сказала Феодосия.

И завернула подол шубы на колени, словно пытаясь закрыться от всех горестей, что обрушились на нея в последнюю седмицу.

– А ты знай про себя да сери под себя, – подскочила Матрена к Феодосье и понизила голос, как бы давая понять, что тайна сия останется тайной. – За язык тебя никто не тянет?

– Как же аз могу обмануть Юду? Сие подло по отношению к нему.

– Ах, наивна ты, Феодосьюшка, простодушна. А Юде не все одно? Чей бы бык ни скакал, а теленок – наш! Это чадо не его, так следующее его будет. За такое вещное приданое, как за тобой дают, – соляные варницы! – и с десятком отрочат замуж возьмут! Юде еще и лучше: значит, не пустоцвет берет, а плодоносную жену! На роже у чадца не написано будет, чьего он семени. Кстати, Феодосьюшка, с кем же ты любы сотворила?

Последние словеса Матрена произнесла игриво.

– Кто был, того уж нет, баба Матрена, – ответила Феодосья. – Пошел прахом по ветру… дымом над рекой…

– Ну не хочешь, не говори, – согласилась повитуха.

– Баба Матрена, как же аз об чадце объявлю? Стыд какой…

– Об этом ты, Феодосьюшка, не переживай. На то есть у тебя баба Матрена. Сейчас потихоньку Василису подготовлю, исподтишка к делу подведу и в нужный миг…

Матрена не успела поведать стратегию действий, поелику в хоромы ввалились Василиса с Марией, толстые от праздничных шуб, с побелевшими от дыхания на морозе бровями, тут же покрывшимися бисеринками влаги. От обеих валил пар.

– Упрела, – зычно сообщила Мария и упала на крытую ковром лавку, мимоходом перекрестившись на то место, где висели образа. – Парашка!

– Али обед готов? – с мимолетным крестным знамением в красный угол вопросила Василиса, рассупонивая неохожую шубу. – Извара Иванович поехал прямиком на варницу, велел туда прислать пищного. Парашка! Щей хозяину в горшок!

– Погодите Парашку звать, – замогильным голосом, или, как выразился бы отец Логгин, гласом дельфийского оракула, протрубила Матрена. – Тут почище щей вещь случилась. Феодосья очадела!!