Очнувшись ото сна, Император сел на постели, не особо понимая, где он находится. Последнее, что он помнил — злость на ди Кальпо, практически вынудившего его подписать разрешение на брак с девчонкой Аджионти.
А еще ему снился странный сон, в котором он видел свою любимую и их новорожденного сына. Такого маленького. Такого хрупкого. Рейну так хотелось подержать его на руках. Поблагодарить Ириаду за прекрасного сына. Но это был лишь сон. Да и сейчас ему было сложно пошевелить даже пальцем. Но в первые за долгое время Император не чувствовал себя так, словно сойдет с ума. Наверное, в первые с момента пропажи Ириады, он чувствовал себя человеком. Императором. Способным управлять вверенной ему страной. Ему все также безумно хотелось найти свою жену, но теперь он мог это делать спокойно. С ясной головой. И это определенно радовало.
При звуке тихо заскрипевшей двери Рейн закрыл глаза, не желая, чтобы кто-то догадался, что он очнулся. Сам не знал — почему, но чувствовал, что так было нужно.
Кроме осторожных шагов по ковру и чьего-то тяжелого дыхания, некоторое время в комнате не раздавалось ни звука. Затем вновь скрипнула дверь, послышались еще одни шаги.
Оба посетителя в нерешительности остановились у кровати Императора, не зная, что теперь делать. Вернее, они точно знали, что нужно сделать, но ни у Крейна, ни у Саммерса не хватало духу довершить начатое. Члены совета хотели избавиться от Императора, в своем сумасшествии ставшего обузой, но даже они не были готовы совершить хладнокровное убийство.
— Давай, — зашипел Саммерс, не мигая смотря на кинжал в руках соучастника переворота. — Это надо сделать, ты знаешь. Иначе он погубит всех нас.
— Он сейчас никому не сможет причинить вреда, — прошипел в ответ Крейн.
— Но рано или поздно он очнется, и неизвестно еще, как пострадал его разум вовремя лечения, — возразил ему старик.
Крейн покачал головой, взвешивая в руке небольшой кинжал. Достаточный, чтобы достать до человеческого сердца. Светлый, как же было трудно. Они думали, что все будет легко, войдут-убьют-выйдут. Но сейчас, стоя у постели больного Императора, человека, столько лет успешно правящего Империей… Рука не поднималась ни у Саммерса, ни у Крейна.