Цветок для двоих [СИ]

После ужина они углубились в работу, и уже поздно вечером, вернее, совсем глухой ночью, состоялась первая настоящая находка. В пухлом конверте без подписи, из которого вывалилась на стол кипа пожелтевших фотографий — серьезные мужчины в костюмах, семейные фото с напряженными взглядами в объектив, какие-то мутные групповые снимки в парке, где фоном размытые деревья — оказался маленький, в половину ладони снимок. Уже знакомое светлое лицо Елении с тщательно прорисованными губами и ниткой жемчуга на гладкой шее. И ниже этой нитки, видимо, в кольце ее рук — девочка лет пяти, с круглым личиком и ровно подстриженной челкой. На смуглой шейке, более темной, чем кожа матери, — белый круглый воротничок, под ним — пуговки на клетчатом платье.

Два лица окружала витиеватая рамочка из облаков, розовых гирлянд и птичек, в правом углу веточки и листья складывались в уже знакомый штамп фотографа его высочества.

Крис бережно перевернула снимок изнанкой вверх.

— Бинго!

Четким почерком с острыми маковками букв наискось шла надпись.

Еления с Идочкой. П-стан, 1935.

— Где копия записки? — Крис наклоняла снимок, чтоб разглядеть подробности поблекшей надписи, — мне кажется, это он писал, который «Еления, детка».

Шанелька выкопала из папки с находками прозрачный файлик с запиской. Две головы склонились над столом, изучая и сравнивая. Затем Крис откинулась на шатком стуле, торжествующе улыбаясь.

— Итак. У нас полбинга. Судя по всему, мы уже точно можем сказать, что Еления и есть мать Ираиды, вернее, что девочка на первой фоточке и есть наша Ираида, а женщина на том снимке и на этой фотографии — один и тот же человек. Ну, ты поняла.

— Да. Ты права. Полбинга.

— Нужно найти что-то, доказательство, что его высочество имеет к ним обеим самое близкое отношение. Блин. Ну, я не говорю о брачном свидетельстве, хотя это было бы самое масло. Но его письмо к ней. Или общий снимок. Втроем. Или еще чье письмо, где верные подданные моют монаршьи кости, сплетничая о его европейской жене и дочери-полукровке…

— Подданные могли сплетничать на своем языке, — вздохнула Шанелька, — мы с тобой отложили кой-какие предположительно личные письма, но без Джахи не разберемся.

— Тогда продолжим, как делали, — кивнула Крис, снова беря в руки снимок, — все подозрительные помечаем, самые подозрительные откладываем в сторону, ты суешь на их место свои полезнейшие закладки с пометками… И копаем дальше в темпе, а вдруг в тех ящиках найдутся еще понятные бумажки и еще фоточки. Ты как, не устала? Я бы еще часа три поработала, а потом спать.

Шанелька помотала головой, потом кивнула, отвечая последовательно — не устала, поработаем. А Крис уже стояла над следующим ящиком, вытаскивая из него стопку картонных папок.

Трех часов они не выдержали. Когда строчки перед глазами Шанельки стали расплываться, мешая увидеть документ в целом (а разглядывая арабские записи, она полагалась, в основном, на интуицию и общую форму записи), она потрясла головой, прижимая пальцы к векам.

— Спать, а то я напортачу совсем.

Укладываясь, вспомнила, что не вытащила из сумки зарядное для телефона, обругала себя мысленно — ну что за клуша такая, все не как у людей. И провалилась в глубокий сон, в котором сновидения толпились, сменяя друг друга, наслаивались, как линии тайного письма на ладонях женщин. И Еления превращалась в саму Шанельку, рвалась на шее нитка мелкого круглого жемчуга, рассыпаясь и уходя в рыхлую землю. Вставал, отряхивая колени, Асам в белой джалабии, воздевал руки, крича славословия, а за его спиной укутанные в синие покрывала до самых глаз мужчины следили за действом, и Шанелька знала — их трое, и каждый имеет отношение к ней. Нет, это знала Еления. Опуская руку с жилкой, которая все еще роняла жемчужинки, смотрела тайком, чтоб не заметили, на двоих и еще на одного, который с ними, но чуточку отдельно. Это же Джахи, хотела сказать ей Шанелька, ты не могла его знать, ты жила там, нет — тогда, а он вот он. Тут. Нет, сейчас…

Еления посмотрела прямо на нее. И Шанелька проснулась, села, пытаясь сообразить, почему такая темнота вокруг. И куда делись все, кто приснился.

Крис спала, мерно дыша в темноте. Шанелька спустила на пол босые ноги, нащупала шлепки, с испугом вспоминая всякие рассказы о тарантулах и фалангах. Встала, нагибаясь к лавке, на которой нащупала телефон Крис. Засветила экран и в тусклом мерцании медленно пошла к столу, присела, раскрывая свою косметичку. Щелкнула кнопочкой, откидывая клапан внутреннего кармашка. Пальцем выудила оттуда спрятанный конвертик. Снова пощупала плотную бумагу. Потом взяла скрепку, разогнула, устроила мобильник на столе, прислонив его к папке, и в тусклом свете стала аккуратно вытаскивать витую нитку, которая тут же сворачивалась тугими колечками. Через каждые пару витков мобильник угасал и Шанелька тыкала в кнопки, засвечивая экран снова: слишком яркий фонарик включать не хотела. В голове плавно вертелась единственная картинка из уже забытого, уплывшего сна: мелкие горошинки жемчуга, падают и падают вниз, исчезая в рыхлой земле.