Цветок для двоих [СИ]

— Как грустно. Ну да, не до цветов было. Но еще раньше?

— Хеит, — ответил хеб, — Хеит Амизи. Цветок Хеит Амизи. Я мечтаю увидеть его живой. Настоящий. Что?

Шанелька сглотнула и покачнулась, вцепляясь потными руками в край стола.

— Я… Нет. Ничего. Мне нужно поработать. Время идет.

— Да.

Джахи взял связку ключей и пластиковых карт, и, двинув раму на место, пошел следом за Шанелькой к выходу.

По коридору они шли молча, и Шанелька очень четко ощущала присутствие за спиной этого странного мужчины в старинных одеждах, будто он — ее тень, вырастающая не из света, а из темноты, тень, готовая окутать и ее саму мягкими складками черного покрывала, оберегая от любых опасностей. Полегче, Нелькин, полегче, одернула себя, крепче сжимая пальцы на ремешке сумки — таком успокаивающе синтетическом, совсем ты заигралась в сказки. Ну, легенды, ну, цветы. Красиво, но и все.

— Анэ? — Хеб уже стоял перед массивной дверью в хранилище, — я должен просить тебя, уважаемая анэ Шанель…

— Да?

В темноте коридора она видела только неясный блеск глаз, да еще блики на связке ключей. Джахи ждал, не включая подсветку у дверного замка.

— Сегодня вечер. Вечером. Я буду идти в город, встретить анэ Крис.

Шанелька выдохнула, обмякая. Как же сильно она переживала, хотя и уговаривала себя не переживать.

— Я прошу тебя идти вместе. Встретить анэ Крис. Когда наступит вечер. Семь часов.

— Конечно, Джахи! Это очень хорошо. Я буду готова.

— Я должен просить тебя еще, анэ, — в мужском голосе прорезалось смущение и Шанелька насторожилась.

— Ты надеваешь платье, анэ, — еле видные в сумраке, проплыли в воздухе руки, очерчивая прекрасное нечто, — платье, не шортс, не брюки. Извини.

— О… а… Ну, да. Без проблем.

Джахи отомкнул двери, впуская ее внутрь уже привычной светлой дымки большой комнаты хранилища, Шанелька повернулась, придумывая, чтоб бы такое язвительное спросить-уточнить в ответ на его пожелание, которое ее внезапно слишком задело, может, как раз потому что он мялся, как бы подчеркивая неловкость своей просьбы. Но двери уже закрывались снаружи. Деликатно и неумолимо щелкнул замок.

— Приехали, — она огляделась, пытаясь вызвать в себе приступ клаустрофобии, которым пугала Крис в первый день их трудов. Но было ни капельки не страшно, а наоборот, уютно, будто истинный пуруджи из рода Халима Джахи не запер ее, унося в кармане ключ, а спрятал, уберегая от неведомых опасностей.

Успею, решила она, раскладывая по местам вещички, все успею, и спросить про ящики, и нажать кнопку вызова, вот она — на стене, и позвонить Джахи по номеру, записанному на листке из блокнота Крис. А то, со всей этой театральщиной не останется времени на главное — вон еще сколько бумаг. И еще…

Она сунула руку в раскрытую на столе косметичку, нащупывая боковой кармашек. Потянула язычок клапана. И замерла. А вдруг тут есть камеры? Стараясь не оглядываться, Шанелька вытащила пачку бумажных платков, уложила на стол дрожащими пальцами. Черт побери, да что ж она такая тетеря. Вдруг тут кругом камеры? Снимали, как она вертит бювар, как прячет конвертик, с видом преступницы.

Шанелька закрыла глаза, вызывая в памяти рисунок цветка на страницах старой книги. Стебель и толстое корневище, зубчатые длинные листья. Раскрытый цветок с изогнутыми заостренными лепестками, подернутыми легкой гофрированной рябью, сиреневыми, с белым языком центра. Что там еще? На самой высокой ветке — коробочка, прячущая в себе семена. Какие? Как выглядят?

Перед глазами встала светлая бумажная клякса. Вырванный кусок страницы. Ну да, там были не только буквы. Наверное, там нарисованы семена. А вдруг они такие же, как те, что высыпались в ее ладонь из вощеного пакетика? Внезапно маленький конверт показался ей живым, словно плоские семечки проснулись от долгого сна, шевелясь и поводя острыми носиками, готовые выпустить бледные, совсем еще слабые ростки.

А вдруг?…

Она открыла глаза, нахмурилась, настраивая себя на рабочий лад. Все это хорошо, но пока что нужно просмотреть как можно больше бумаг, а без Крис это не так легко. Пакетик никуда не денется, и совать его обратно в тайник неразумно, это она еще успеет.

Работа была работой, как всегда. И через полчаса Шанелька уже не думала о постороннем, сосредоточившись на кипах бумаг, таких разных. Грубые большие листы буклетов и тонкие листочки папиросной бумаги. Линованные страницы и расчерченные бланки. Иногда — скомканные и после расправленные записки выцветшими чернилами. Просматривая арабскую вязь, Шанелька вздыхала, совала закладки с заметками, паковала в прозрачные файлы с наклейками те документы, которые, она надеялась, сумеет посмотреть Джахи, в другую стопку складывала бумаги на английском и немецком, поругивая себя за слабое знание языков. Сегодня все ее поиски были сосредоточены на документах, написанных русским. А их так мало. Зато, утешила она себя, если и будут, то почти стопроцентно, имеют отношение к Елении и ее дочке.