Цветок для двоих [СИ]

Глава 18

— Тайна…

Слово, сказанное Шанелькой, повисло в тихом воздухе. Нет, не просто слово. Имя. А еще, упорно-ревнивое в упоминании о нем — «этот Тайна».

Шанелька убрала руку с листков, повернулась к подруге, сказала медленно, будто по ходу примеряла, расставляя догадки по местам:

— Ребенок, твой и «этого Тайны». Твоего Тайны. Не принца, да? И вот, смотри!

Она вытащила нужную папку, раскрыла, вынимая стопку неровных листков. Положила на стол тот самый рисунок, где каракулями ребенка — мама и дочь, а чуть поодаль — силуэт мужчины в тагельмусте, закрывающем лицо до самых глаз. Резкие штрихи карандаша, зачеркивающее слово «папа».

— И несчастье, которое случилось с принцем, — напомнила Крис, — в аккурат за год до рождения Ираиды. Нелькин, давай свои карточки, нам еще сто раз нужно перечитать и выписать все по порядку. И даты, даты! Где-то тут он пишет…

Палец прошелся над бисерными строчками, замер, указывая.

— Для всех тут ты родилась позже. И про хитрых евиных дочерей. Она врала о возрасте, так? Ладно, это может быть не сильно важно, но мы все запишем. Рассортируем. И привяжем даты к историческим событиям. Когда у них тут случился переворот? После которого беспорядки, дворцовый пожар и пуф — нет независимого государства Пуруджистан? В каком году?

— Кажется, в тридцать пятом. Нет, в шестом? Надо спросить у Джахи.

Крис покачала головой, кладя перед собой чистую карточку.

— А детка Еления унаследовала от отца чутье на опасности. Вроде бы, фыр, и улетела, обиженная. А на самом деле, спасла себя и дочку, так? Чего улыбаешься?

— Так, — Шанелька кивнула, — ты заразилась от Джахи его словечком. Так?

— Так, — Крис рассмеялась, снова откидываясь на стуле, — что ж я никак не проникнусь. Мы ведь сделали это, Нелькин! Нашли!

— И даже не в самый последний момент. Мы — супер. Вот тебе чистый блокнот, пиши для Джахи вопросы, тут еще кучу всего надо выяснить. Этот закон про пять лет и некровное наследование. И прочее.

— Чего это я?

— У тебя почерк. А у меня — азбука для детишек. Пиши, будем читать медленно и все по ходу выписывать. А потом еще прочитаем Джахи вслух.

— С выражением, — подсказала Крис, послушно берясь за ручку.

— А то. И пусть он по ходу тоже объясняет, а ты будешь писать.

— Тебя нужно в рабовладельцы. Так?

— Так!

Шанелька застыла, думая. Снова повернулась к подруге.

— По приказу законного. Я правильно подумала, Криси? Принц приказал истинному пуруджи сделать ребенка своей жене?

— Похоже на то. Офигеть, нравы, да?

— Ну, — Шанелька быстро оглянулась на безмолвные двери, — ежели бы мне подарили нашего Джахи, настрого приказав ему маячить рядом с мной днем и, гм, ночами. Я бы не стала отказываться.

— Вот-вот. И через пару лет вляпалась бы по полной, как детка Еления. А Джахи сделал бы ноги, от тебя к своей возлюбленной Хеит. Постой, это ко мне, что ли?

— Прекрасно! — вдохновилась Шанелька, — а я буду брать его напрокат! С твоего милостивого позволения.

— А я буду скандалить насчет усушки и утруски при возврате!

— Станешь измерять и взвешивать? И упрекать меня — лучшую и душев-ней-шу-ю подругу, что я твоего пуруджика чересчур утрусила?

— Молчи. А то я уже представляю, как ты его там — утрушиваешь.

— Утрясаю.

— И мне нужно срочно обложиться льдом. Слишком горячие картинки.

Еле договорив, Крис заскрежетала стулом, повертываясь к двери, в которой внезапно заскрежетал ключ. Шанелька расширила глаза, и сжала губы, чтоб не рассмеяться, гадая, слышал ли через дверь уважаемый кхер хеб про его усушку с утруской.

* * *

— Чизиз…

Слово повисло в ночном воздухе, нет, не просто слово, имя.

— Перевод из старого, — Джахи принял в ладони высокий стакан, качнувший в себе янтарную жидкость, выпрямился на тахте, где сидел, поджав ноги и опираясь на подушки, — Чизиз это — тайна. Чизиз Халима Джахи, последний истинный рода Халима Джахи, пуруджи великой Хеит.

На смуглое лицо падал свет от пламени маленького светильника на низком столе, почти невидимый в мягком свете, заполняющем беседку, но он был живым, двигался, и казалось, на спокойном лице мужчины меняются тайные выражения.

— Письма. Он писал для Хеит, говорил о желание вернуться. Постоянное, вечное, как смена ночь и день. Как прилетание ветер. Ветра? Каждый вечер перед ночь. И каждое утро перед солнце. И как волна, которая — тысяча волн.

— Одна из тысяч, — проговорила Шанелька, выстраивая в голове мысленные тягучие строки, полные печали. Тоски любящего по любимой.

— Он был твоим предком? Дед? Если посчитать? — Крис поднесла к губам свой стакан, делая маленький глоток.

Джахи покачал головой.

— Нет. Не прямо. Но по кровь — да.

— Значит, кровный родственник. Линия братьев, например. Ты знаешь, что с ними стало, Джахи?

— Нет, — Джахи опустил глаза к своему стакану, словно пытаясь прочесть что-то в мерном покачивании вина, — нет, после переворот, беспорядки, смута — они ушли. Исчезли. Пуруджи и его Хеит. Может быть, уехали. Так? Или…

— Или что?