Цветок греха

– Я тоже так думаю. И не стала бы тебя спрашивать, если бы ты не был американцем. Стопроцентным янки. – Он улыбнулся, и она продолжала: – Твой дом и семья теперь в Ирландии, но ты остался каким был, верно? Человеком двадцатого века, который окружен компьютерами, факсами.

– У Рогана они тоже есть, между прочим. А у Мерфи – компьютерная дойка, трактор последней модели.

– Зато навоз он убирает лопатой, – с улыбкой сказала Шаннон. – Но я не о том. У него кельтская кровь, а в ней полно мистики. И какая-то его часть, наверное, верит в сверхъестественное – в духов, приходящих из далекого прошлого, в перевоплощение, в передачу мыслей на расстоянии и во всякое такое.

– А ты не веришь? – удивился Грей.

– Ну вот, теперь ты задаешь мне тот же самый вопрос. Ответь сначала сам.

– Я верю.

– О, Грей! И ты говоришь это на пороге двадцать первого века? – Потрясенная, Шаннон сделала несколько быстрых шагов, затем вернулась.

– То, что мы называем сверхъестественным, – сказал он не совсем обычным для него серьезным тоном, – было, есть и будет всегда, пока существует человечество. И потом тоже. Так я думаю.

– Лягушки будут превращаться в принцесс, люди летать по воздуху, а ведьмы делать свои темные дела?

И опять у него был вполне серьезный, даже немного торжественный вид, когда он ответил:

– А разве мы уже давно не летаем в небесах? Не превращаем что-то в совершенно необычное, порою страшное для самих себя? И разве не носим в себе, в своих генах память о прошлом? – Он помолчал. – Знаешь, когда я приехал сюда, в Ирландию, я не думал оставаться надолго. Месяцев пять-шесть. Думал закончить новую книгу – и привет. Но загад не бывает богат. Конечно, главная причина – Бри. Однако дело не только в ней. Я… я узнал эти места, хотя никогда в жизни здесь не был.

– Не может быть! – воскликнула Шаннон, всплеснув руками.

– Я бродил тут повсюду – по дорогам, по скалам, по кладбищам, бывал в селениях, на развалинах замка. И ощущал какую-то ничем не объяснимую связь со всем этим. Нет, у меня не было никаких видений, галлюцинаций, но я твердо знал, что уже бывал здесь и должен был вернуться.

– Прямо мурашки по коже!

– Меня тоже поначалу оторопь взяла. Особенно когда в Брианну влюбился. – Он весело подмигнул. – А тебя это напугало, старушка?

– Не знаю… У меня были сны.

– Ты уже говорила как-то. Можешь рассказать подробней? Если есть желание.

– Да, пожалуй. Когда я начинала говорить об этом же с Мерфи, мне делалось вдруг жутко. Будто кто-то завладевал мною и говорил вместо меня. Я совсем не истеричка, Грей, не с причудами какими-то, не суеверная.

– Расскажи, что ты видела, – попросил он еще раз.

Она начала с первого сна и постаралась описать его как можно обстоятельнее – все подробности и свои ощущения. Ей было проще говорить об этом с Греем, нежели с Мерфи. Слова лились почти сами собой, она испытывала какое-то радостное облегчение.

В самом конце она рассказала о том, что поразило ее больше всего, – о медной пряжке.

– Ты не поверишь, Грей, – волнение мешало ей говорить, – у Мерфи есть точно такая, какую я увидела во сне. Он нашел ее, когда был еще мальчишкой, и с той поры начал видеть во сне то же, что и я.

Грей присвистнул. Он уже думал о том, в какую из будущих книг поместить рассказ Шаннон.

– Что ты обо всем этом думаешь, Грей? – спросила Шаннон. – Эта история давит на меня тяжелым грузом.

Он прищурил глаза, задумался.

– Скажу, что это и вправду нелегко. В первую очередь, потому что непонятно. Но страшного здесь, думаю, ничего нет.

– А я боюсь. Мне не нравится, что внутри у меня появилось что-то странное, невнятное, что не зависит от меня, но от чего я нахожусь в зависимости и с чем должна примириться, принять. Но я не хочу! Грей, когда в цирке я вижу, как исчезает носовой платок или голубь, я знаю, что это трюк, и он может меня удивлять, но не беспокоить. А тут… Тут совсем другое.

– Да, – протянул он задумчиво, – тут другое. Скалы и все эти зловещие места навевают подобные ощущения. И, конечно, не случайно. Здесь скрыта какая-то особая… не знаю – биологическая, магнетическая сила. Здесь реальность приходит в противоречие с фантазией, разум – с чувствами. Тебе нужно просто расслабиться и спокойно ожидать, что из них победит.

– Мне нужно обратиться к психотерапевту, – мрачно констатировала Шаннон. – Но больше всего я хочу надеяться, что мои видения исчезнут, как только я снова окажусь в Нью-Йорке и с головой окунусь в привычные дела.

– Однако боишься, такого может и не произойти?

– Да, боюсь. А еще очень боюсь, что Мерфи не поймет, почему мне нужно уехать отсюда.

– А сама ты понимаешь? – мягко спросил Грейсон.

– Разумом да. И разумом же не могу понять, что меня может привязывать к этому месту, ко всем вам. Нет, я вовсе не хочу разрывать наши связи. Обязательно приеду сюда, буду приезжать. Но мое место, моя жизнь – в Нью-Йорке, в Америке. Хотя она уже не будет такой, как раньше. Но ведь нельзя же… Грей, скажи! Нельзя ведь из-за каких-то видений, снов пускать жизнь совсем по другому пути, менять ее. Даже из-за Мерфи! – вырвалось у нее. Грей молчал.