Цветок из Кирены

— Не забывай, что дриас ядовит! — предостерегла я ее. — Кожа может воспалиться…

— Но ведь мы лизали сок, и с нами ничего не случилось, — пробормотала Луллу и быстро разрезала корень на несколько кусков, словно ножку гриба.

Как и в прошлый раз, на срезах выступило очень мало влаги, мне пришлось поскрести их перочинным ножом, чтобы набрать в баночку хоть немного сока. Но Луллу живо смекнула, как быть. Она взяла стебель, скрутила его, словно тряпку, и выжала в банку изрядное количество жидкости.

— А может, не стоит смешивать стеблевой сок с корневым, — спохватилась я. — По-моему, нигде не написано, что сок стебля густеет и превращается в камедь. Правда, они варили стебли и ели их, как ревень, без всякого вреда для себя…

— Стебли сильфия, — напомнила Луллу. — С научной точки зрения далеко еще не доказано, что сильфий и дриас — одно и то же.

— Все равно, лучше было бы собрать отдельно сок из корня и из стебля.

Луллу взяла баночку, побежала в ванную и сполоснула ее.

— Пожалуйста, если уж ты так настаиваешь, — проворчала она, принимаясь за корень номер два.

Общими силами мы в конце концов наскребли в баночку немного сока, примерно с половину кофейной ложки.

— В древних источниках ничего не сказано о том, сколько времени надо соку, чтобы загустеть, — отметила Луллу. — Сколько ты предлагаешь ждать?

Я пожала плечами. Откуда мне знать, если ни у Аристотеля, ни у Теофраста, ни у Плиния, ни у Диоскорида ни слова не говорится об этом?

— Думаю, уж чашечку кофе-то мы успеем выпить, — дипломатично ответила я.

У нас всегда была горячая вода в термосе, а растворимый кофе развести недолго. Баночку с соком дриаса мы поставили на стол, чтобы проследить за ходом реакции. Однако реакция не хотела идти. Время от временя мы наклоняли баночку, но капли сока катались по дну и не думали густеть.

Мы уже развели по третьей чашке кофе, но все оставалось по-прежнему.

Луллу не могла больше усидеть на месте и сказала, что сходит в бар. А я решила сменить бумагу в прессе и обещала ей понаблюдать за тем, как себя поведет сок.

Когда Луллу через час вернулась, я, к сожалению, не смогла сообщить ей ничего нового. Зато у нее были новости для меня. Луллу обладает поразительной способностью выжимать из людей более или менее важную информацию примерно так же, как она при мне выжимала сок из стебля дриаса. Правда, до сих пор сведения, которые она добывала, чаще всего оказывались менее надежными, но Луллу тут была ни при чем.

Однако на сей раз опа встретила двух бельгийцев, которые в самом деле кое-что знали о сильфии. К тому же у одного из них были древние киренские монеты, а также весьма содержательная книга французского историка Франсуа Шаму с подробным разбором проблемы сильфия.

Бельгиец обещал, что завтра вечером снова придет в гостиницу и захватит монеты и книгу.

Перед тем как пожелать друг другу спокойной ночи, мы с Луллу еще раз заглянули в баночку с соком дриаса. Насколько мы могли судить, там еще не начались никакие химические процессы. Капли по-прежнему катались по донышку, когда мы наклоняли сосуд.

А на другое утро жидкость испарилась. Баночка была пустая и сухая — никаких намеков на камедь ни в середине донышка, ни по краям.

ПО УКАЗАНИЯМ ПЛИНИЯ

Итак, мы довольно тщательно прочесали приморье и сделали множество ботанических находок. А также изъездили вдоль и поперек пояс, простирающийся в глубь страны на полсотни километров с севера на юг. Тот самый пояс, который Плиний называл благоприятным для деревьев (ближе к морю) и для злаков (дальше на юг).

Что ж, возможно, он в этом был прав. Правда, мы видели в приморье больше кустарника, чем деревьев, но такие вещи за тысячи лет могут измениться. И я вполне могла представить себе поля злаков вокруг Кирены, если учесть, какое внимание древние греки и римляне уделяли земледелию.

Южнее Полей, занятых злаками, согласно тому же Плинию и выпискам Луллу, начинался пояс шириной около пятидесяти километров с севера на юг и протяженностью до четырехсот километров, где рос один только лазер (сильфий).

На нашей карте к югу от Шахата, примерно посередине этого сильфиевого царства, была обозначена точка с названием Фаидиа.

А потому мы доехали до Шахата, пересекли автомагистраль, идущую от Бенгази до Дерны и дальше на восток, к египетской границе, и продолжали ехать прямо на юг, туда, где степь постепенно сменяется пустыней.

Нас несколько смущало, что Плиний никогда не бывал в Киренаике и не видел сильфия, который к тому времени уже весь стравили. Нам было невдомек, как же Плиний мог утверждать, что этот край изобилует сильфием. Мы пытались утешать себя тем, что виновато наше слабое знание языков. Ведь Луллу имела дело со старым английским переводом «Естественной истории», а там, строго говоря, не утверждалось положительно, что сильфий рос в ту пору. В английском тексте сказано, что упомянутые районы считаются подходящими для произрастания деревьев и злаков, а далее полоса шириной в тридцать миль и длиной в двести пятьдесят миль — только для сильфия.