Цветок камнеломки

Словам о том, что уж он-то не пропадет, почему-то сразу поверили. Во всяком случае, — никто не возразил.

— Хорошо, — сказал мрачный Садальский, — что ты предлагаешь?

— Я, видишь ли, весьма доверяю специфическим Лениным талантам. Талант — это отдельно от всей остальной личности, иной раз — довольно серой…

— Ну с-спасибо!

— Не стоит благодарностей. Тем более, — что я вовсе не о тебе. Так вот, вопрос о ставках, реорганизациях и т. д. и т. п. встанет не раньше нового административного года, то есть — конец октября — начало ноября, верно? Верно, потому что, если никто из нас не сбежит за Бугор и не устроит пожара в лаборатории, по-другому на нашей Великой Родине не бывает. Таким образом, — поправьте меня, если я ошибаюсь, — в нашем распоряжении еще почти восемь месяцев. Верно? Тоже верно.

Он снова прервался для очередной затяжки, и "Примина" затрещала и засмердела в его губах.

— И что мы за эти восемь месяцев? Работу другую подыщем? Так это и быстрее можно. Ты-то что имеешь ввиду?

— Очень просто. Предлагаю за имеющийся в нашем распоряжении срок научиться-таки исправлять дефекты алмазов. Оно, разумеется, решение проблемы "в лоб" — не в нашем стиле, но разик-то, один только раз — можно попытаться?

— И все? — Денисюк от восхищения шлепнул себя по бедрам. — Так просто? Да ты у нас, брат, гений! Восемь лет работали — ни черта не сделали, а вот теперь собирается все за восемь месяцев закончить! И еще, — заодно, — выдать на-гора Общую Теорию Поля!

Гельветов высокомерно поднял брови.

— Кто это — работал в эти восемь лет? — Осведомился он ледяным тоном. — Ты, что ли? Или Карнаух? Или, может быть, Саня Ребров работал?

— А сам-то, сам?

— А я ничего не говорю. И сам. А что делать? Нельзя жить в обществе и быть независимым от него. Да ежели вы хотите знать, у нас один только Феклистов и работал: ставки там, заявки на самоновейшую аппаратуру, дополнительное финансирование, командировочки всякие там завлекательные, по Чехиям, по Польшам-Венгриям… Но это, надо сказать, трудно назвать научной работой.

— И ты…

— И я. Я берусь положить на стол Балаяну такой горящий план исследований, что он его проглотит. А вы будете, как и весь Советский Народ, в едином порыве изображать бурную деятельность. На трудовую вахту встанете, раком, будете гореть на производстве и возьмете повышенные соцобязательства… Хотя нет, — он перебил сам себя, — это отставить, потому как умный человек в таком случае не примет всерьез ничего, даже известие о собственной кончине… А там, глядишь, компания окончится, и все устаканится.

— Вале-ерик, — голос Садальского был прямо-таки по-матерински ласковым, — и ты всерьез думаешь забить баки Вазгену? Почтенно, конечно, но вся беда в том, что ты — сомнительный кандидат, как и мы, грешные, а вот он — доктор самый настоящий, без примеси. И если он пропускает явную туфту, так это потому что правила игры такие, но если он увидит, что его всерьез пытаются оставить в дураках, то… Я тебе не завидую.

— Значит, надо сделать так, чтобы либо всерьез воспринял, либо всерьез указал на какие-то тонкие ошибки. Такие, которые тоже не абы кто может сделать. Кто сказал, что это просто? Сегодня же сажусь в библиотеку, обкладываюсь публикациями, и начинаю вспоминать, что такое есть адамант-камень, и какие суть его шесть внутренних пороков.

Так оно все и началось.

Часть первая. Цветочки

I

— Так я не понимаю, — ты это все всерьез?

— Так ведь, Вазген Аршакович, — облизнув персохшие губы, — самому удивительно, но ошибок-то не видно… Где ошибки-то? Уж я глядел-глядел, считал-считал… Получается так, что хелаты плюс лазерная подкачка — как раз то, что нужно. Леня… Леонид Кириллович уже насчет нужной номенклатуры договорился с одним там знакомым в ИНХАН-е… Тело есть что? Хаос! А как и энергию подать, и чтоб хаоса ни капельки? Ясно же, — лазер! Оно, конечно, частоту подобрать непросто, но все-таки дело техники.

— И времени, Валера. А времени у вас, почитай, и совсем нету.

— Будем надеяться, что все-таки хватит, Вазген Аршакович. И что, все-таки, не только нам, но и Нам. Нам с вами.

— Это если хватит, то нам. А если нет, то, извините, только вам. Вам одним без всякой компании… Потому что сказано: только у победы много отцов. Попрошу хорошенько это запомнить. Во всех смыслах. Во всех. Вы поняли меня? И вот еще что: вы что это, — со своими забавными ребятами решили все это провернуть? И вы хотите сказать, что они еще помнят, с какой стороны подходить к лабораторному столу?

— Работать приходится с теми, кто есть под рукой.

— Работать? — Вазген приподнял одну бровь, словно услыхал что-то до крайности удивительное. — Неужели вы это про себя?