Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Меритамон покачала головой, утирая слезы собственными волосами. Она не верила в правдивость жрецов, мужчин или женщин. Она уже не верила ни в чью правдивость.

- Она не лжет, когда пророчествует, - пояснил Яхмес.

- Бедный, бедный мой брат… - сказала Меритамон.

Яхмес промолчал.

Он думал, что Аменемхет получил по заслугам.

И вдруг Меритамон, точно вспомнив о чем-то очень важном, рванулась назад, так что жрец едва успел перехватить ее за руку.

- Куда ты? – воскликнул он.

- Я не знаю, похоронен ли он! – крикнула Меритамон. – Если его тело не сохранено…

Это означало, что погибла и его душа – как знал любой жрец и даже непосвященный.

Они быстрым шагом направились обратно.

Исида еще не ушла. На том самом табурете, на котором ее оставили, она опять была погружена в видения, и Меритамон несколько минут в страхе, перемогая нетерпение, смотрела, как чуть заметно изменяется лицо колдуньи, как она слегка раскачивается, а потом застывает с лицом совершенно пустым, точно ее дух временно покинул тело и носился где-то далеко.

Наконец Исида открыла глаза и гневно посмотрела на недавнюю хулительницу богов. Меритамон уже и забыла, как чуть не совершила этот грех.

- Зачем ты вернулась? – спросила колдунья.

- Он похоронен? – прямо спросила Меритамон.

Исида опустила веки, и молодая женщина уже подумала, что прорицательница не ответит.

- Да, - сказала жрица после долгого молчания. – Он зарыт в песок, завернутый в большой саван… его не бальзамировали… это дважды преступник…

Меритамон ахнула и зарыдала. Такое погребение означало, что брат умер весь…

Яхмес приобнял ее, и на этот раз у Меритамон не нашлось сил вырываться.

- Это, может быть, еще не конец, - прошептал жрец. – Госпожа, имя твоего брата сохранилось в записях и живет в твоих собственных устах – значит, боги еще смогут отыскать его. Да и песок высушивает тела, такое погребение не так плохо.

Меритамон только представилось, как прекрасное тело Аменемхета будет высушено, станет ссохшимся, страшным, как все мертвецы, и она заплакала еще пуще.

Потом повернулась к жрецу и сказала, что пойдет домой.

Теперь ей предстояло вернуться к женщине, которая убила ее брата все равно что своими руками. К женщине, которая была матерью ее возлюбленного. И она вернется, и найдет в себе силы не гневиться на Тамит, потому что тогда сломается и ее собственная жизнь.

***

Вернувшись домой, Меритамон сразу же пошла к дочери – и обнаружила дочку, спавшую в ее спальне под присмотром То, на руках у Тамит!

Женщина положила мирно спящую девочку обратно в постель, а потом ласково улыбнулась Меритамон.

- Как ты помолилась, госпожа?

- Кто тебе… - начала Меритамон, а потом поняла, что не может запретить этой женщине ласкать собственную внучку.

Тамит подошла к ней и участливо обняла за плечи.

- Ты плачешь. Что случилось?

- Я узнала, что мой брат умер, - устало сказала Меритамон.

Больше всего на свете она хотела бы сказать: я узнала, что ты убийца не трижды, а четырежды. Но не посмела. Испугалась, как ни постыдно это было – старая Тамит по-прежнему оставалась намного сильнее ее и опаснее.

- Как умер? – сказала Тамит, и Меритамон показалось, что она слышит в ее голосе испуг и раскаяние. – Кто тебе сказал? – пробормотала женщина, отступив.

- Колдунья Исида из храма Амона, - ответила Меритамон. – Это знаменитая провидица.

Усмешка на мгновение тронула уголок рта Тамит и тут же исчезла.

- Лгунья, наверное.

- Нет, - спокойно ответила Меритамон. – Именно она показала фараону чудеса и помогла мне бежать из гарема.

Тамит села, и Меритамон снова представилось, что она сумела наконец добраться до сердца этой женщины, хотя это и казалось невозможным.

- Как он умер? – спросила Тамит.

- Застрелен в спину при попытке к бегству, - ответила Меритамон. Она усмехнулась. – Его пожалели, иначе он был бы четвертован.

Слезы вновь заструились по ее щекам, и вдруг ей так захотелось, чтобы пришел ее возлюбленный муж и обнял ее. Но ее муж был сыном этой женщины.

Вдруг она увидела, что Тамит тоже плачет… Меритамон, не веря себе, сделала шаг к ней – еще немного, и они бы обнялись, рыдая об общей потере.

Меритамон остановила себя, стиснув руки в кулачки так, что ногти вонзились в ладони. Она не станет обниматься с женщиной, которая загубила ее брата. Меритамон села и дала слезам волю, так что теперь в комнате плакали уже трое – ее служанка давно прослезилась. А потом проснулась и раскричалась Тамит-Ташерит, и рыдающей матери пришлось ее успокаивать.

Хепри вернулся очень скоро – раньше, чем его ждали; и застал весь свой дом рыдающим. Казалось, что-то призвало его сюда; может быть, эта огромная скорбь.

Он обнял жену.

- Что случилось, Меритамон? – спросил ее муж.

- Мой брат умер, - всхлипнула она и положила голову Хепри на плечо. – Его застрели… ли, и он даже не похоронен согласно обычаю, а значит, не спасется!

Хепри крепко прижал ее к себе. Его руки дрожали, а сердце часто и громко билось.

- Кто сказал тебе это?