Цветок моей души (СИ)

Вскоре особую комнатку в чайном доме «Цветок жасмина» заполнил мелодичный женский смех и звуки музыки. Тэньфей наслаждался обществом девушек и с ревом утащил наверх сразу двух хихикающих и спотыкающихся на лестнице девиц. Чонган остался один, настроение никак не желало подниматься. Оставшиеся девушки раздражали его хихиканьем и глупыми разговорами, и он велел им убраться. Перед глазами стояла улыбающаяся Гиде, с нежностью проводящая пальцами по щеке чернокожей рабыни. Картина была так явственна, что он даже разглядел вышитый клюв павлина на подбитой мехом накидке, услышал смех Лалы и тихий звон длинных серег Гиде. Чонган схватил подушку и закрыл им лицо, пытаясь избавиться от наваждения. Набитая сосновыми иголками подушка пахла Гиде – горечью и свежестью. Он устало отбросил подушку на пол, отпил ещё немного вина и отправился домой. После обхода всех постов на стене, Чонган, наконец, решил лечь спать. В окно светила Майя, Нерга ещё не налилась светом. В темной и холодной комнате Чонгана еле теплилась толстая свечка, наверное, прислуга оставила. Голова, тяжёлая от выпивки и невеселых дум, сильно заболела. Боль толчками билась, распирала череп, усталость камнем навалилась на Чонгана. «Надо бы открыть окно, впустить свежего воздуха,» - подумал он уже засыпая.

Скрипнула дверь и в проеме двери застыл женский, хрупкий силуэт.

- Это сон? – спросил он темноту, почувствовав горько-свежий запах.

- Конечно, - ответила та и выпустила из своих объятий Гиде, одетую как девушка из чайного дома нынешним вечером. Тонкий шелковый ханьфу скользнул вниз к ногам девушки и у Чонгана вырвался восхищенный вздох. В неверном свете свечи её глаза казались янтарными, губы изогнулись в легкой, лукавой улыбке. Он осторожно провел пальцами по узкому лицу, по губам и вниз по шее до ямочки на ключице. Небольшая грудь с розовыми бутонами сосков легко поместилась на его ладони. Чонган слегка ущипнул сосок, девушка со стоном запрокинула голову, обнажая молочную кожу шеи. Негромкий стон стал первым камешком, сдвинувший с места неудержимый камнепад. От прикосновения тонких пальцев по венам Чонгана побежал огонь. Розовые, пухлые губы манили к себе, он подхватил девушку под ягодицы и впился поцелуем, сминая её губы. Он не помнил, как оказался на кровати с Гиде под собой, не помнил, как разделся, помнил только как плавилось её тело под его жадными руками. Помнил стоны, доводящие до исступления, тонкие пальцы, вцепившиеся в его волосы, выгнувшееся от удовольствия гибкое тело. И, едва не разрядился, как только вошел в неё одним резким движением. Почувствовал приближение и впал в отчаяние - слишком рано, он не хотел заканчивать сейчас, только не сейчас. Тело, никогда раньше не подводившее его не соглашалось с ним. Чонгану пришлось до крови прикусить губу, сдерживая себя. «Я люблю тебя,» - прошептал он ей, осыпая поцелуями шею и плечи. «Люблю!» - захватил губами мочку маленького ушка. «Люблю, люблю,» - целовал он ноготки на каждом пальце тонкой руки. «Уедешь со мной, Гиде?» Вязкое облако наслаждения накрыла Чонгана сверху, отрезая от остального мира. Словно во всем мире остались только они с Гиде.

- Глупый, это всего лишь сон, - её пальцы запуталась в волосах Чонгана.

- Я сделаю это наяву, - убежденно ответил Чонган.

- Ты дал клятву, - грустно улыбнулась девушка. Рассыпанные по подушке волосы шевельнулись как живые.

- Нарушу ради тебя!

- И убьешь нас, тенна? Он нас живыми не отпустит! – девушка вырвалась из объятий, длинные тёмные волосы взметнулись и опали.

- У меня получится, верь мне. А не получится…

- Ты уже убил меня, – и её лицо поплыло, точеные черты на глазах грубели, плечи раздались вширь и перед Чонганом сидела самка диуани. Ее волосы метались по кровати, оплетали ножки кровати, и вот это уже не волосы, а корни, врастающие в землю. Комната исчезла, а сам Чонган оказался на той поляне, пахнущей кровью и раздавленной листвой. – За что, тенна? За что ты меня убил? – ее вывернутые в суставах руки с загнутыми книзу когтями потянулись к лицу, ядовито-зелёные глаза полыхали огнем, а рот с двумя рядами зубов широко раскрылся, показывая гибкий, серый язык.

Чонган не мог пошевелить ни одним мускулом, и с ужасом смотрел как у самого глаза остановился бритвенно-острый коготь диуани. Шевелящиеся волосы с сухим шелестом обвили его тело, тоненькие, но крепкие как проволока волосы залезли под одежду и впились в кожу.

- Спаси хотя бы себя, глупый, - прозвенел в голове звонкий, совсем не похожий на Гиде, голос. – Проснись, ну же!

И Чонган проснулся.

Глава двеннадцатая

Онемение не прошло и ещё несколько мгновений он лежал на кровати без движения. Чонган силился пошевелить хоть пальцем, но бесполезно, не смог даже поднять ресницы. Через несколько томительных мгновений оцепенение начало спадать. От бесконечных усилий пошевелиться на висках выступил испарина. Через вечность пальцы рук слегка шевельнулись.

Дверь скрипнула и в комнату вошли четверо.

- Спит? – услышал он шепот.