Цветок на скале

Кто-то выхватывает её из вихря танца, где она кружилась, забыв себя, и тащит в тень дерева, растущего рядом.

— Выбери меня, — шепчет страстно ей на ухо, обнимая так, будто уже имеет на это право.

— Тебя дед подослал? — обвиняющие ударяет она его по плечу.

Он смеётся, запрокинув голову:

— Дед всегда даёт выбор. Он просто рассказал.

— Тогда он рассказал тебе, что я уже ни на что не годна!

— Мне достаточно того, что ты можешь мне дать, — прошептал он и, не теряя времени, набросился на неё с поцелуями.

— Нет! — пыталась она вырваться. — Я не хочу!

— Конечно, не хочешь! — смеётся. — Ты сейчас никого не можешь хотеть, но, — он приблизил своё лицо вплотную и глянул ей в глаза, как в душу, — признайся, я единственный, кого ты вообще можешь вообразить кроме него?

— Я обещала Гарде, что не выберу тебя, — упрямо отстраняется она.

— Отлично! Я выбираю тебя, — внезапно он рывком вытащил её назад, в толпу веселящихся и закричал. — Альтея, я выбираю тебя, что бы это ни значило! Я выбираю тебя, чего бы мне это ни стоило!

Рассмеялся опять, буйный, весёлый, свободный, подхватил её на руки и поцеловал при всех.

* * *

Через два дня опять собирался Совет высоких леди и лордов.

— Слышал, Ланель, что вы-таки пропихнули вашего внука в фавориты к княгине! — язвительно заметил лорд Бриу. — Пошёл по вашим стопам, так сказать!

— Судьба, — скромно улыбаясь ответил лорд Ланель.

Встретился глазами с Гардой.

— Судьба… — подумали оба с невыразимой горечью.

Глава 28

Около года после последних событий.

Как он ненавидит Самир, с его палящим солнцем, вездесущим песком и людьми на улицах, которые постоянно падают на колени и утыкаются лицом в землю! Это раболепие пугало его, уроженца северного королевства. Оно было неестественным. Ясно же, что люди не могут быть настолько унижены и довольны этим. Сколько ненависти копится под этим показным смирением! Мару стал теперь понятен смысл жесточайших казней, что практиковали в Самире. Такую жгучую ненависть мог сдерживать только поистине иррациональный страх, даже не смерти, а мучений своих и близких.

Какое счастье, что переговоры, наконец, закончены, новый договор подписан и, что характерно, на тех условиях, что изначально требовал от него король! Всё хитроумие самирского двора схлестнулось с его поистине ослиным упрямством. Страх раздраконить такого сильного мага тоже имел место, как и понимание того, что Дормер силён сейчас, как никогда, и с этим приходится считаться.

Печальную судьбу самирских отрядов, сожжённых им в Лиметте, здесь хорошо помнили, хотя ни словом, ни взглядом его не укоряли. Эти отряды были, на тот момент, собственностью короля Дормера и претензий быть не могло. Хотя, царедворцы искренне не понимали, зачем нужно было уничтожать такие ресурсы. Войско это обладало первоклассной выучкой. А что пошалили, сбросили напряжение, так это естественно. Погибшие дети? На все воля пустынных богов! Куда ещё могло сгодиться маленькое отребье без роду и племени?

Подобные речи он слышал не раз и не два. Седобородые мудрецы степенно выспрашивали причины его поступка и всматривались в него, пытаясь постичь непонятную для них логику северного гостя. А он ловко уходил от ответа, спрятавшись в ворохе пустых, цветистых фраз. Их нации были слишком разными. И понятия о чести, бесчестии у них тоже разнились.

Они уезжали на днях. Уже прибыло новое посольство от короля, что останется вместо них в этом богами проклятом краю. Он почти передал дела новому главе, лорду Карнув, и искренне сочувствовал ему. Что бы ни ждало его дома, что бы ни решил на его счёт психопат на троне, он хочет убраться отсюда побыстрее.

От изворотливости и двуличности царя и его придворных мудрецов делалось уже физически дурно. По сравнению с ними, королевский двор Дормера — это просто наивные, чистые дети. Но, нет худа без добра! Мар отдавал себе отчёт, что его навыки придворного и политика достигли за этот год приличных высот. Иначе тут было не выжить. Спасибо, Ваше Величество!

Переговоры шли почти весь год, одна дорога сюда заняла месяц, и проходили с медлительностью присущей восточным владыкам. С пышными приёмами, охотами, неспешными прогулками и беседами с царем, и сановниками. Между которыми его с завидным постоянством пытались отравить, убить, проклясть или соблазнить, на худой конец. Тем, кто входил в дипломатическую миссию тоже доставалось, но, похоже, не так. Потому, что лорд Алат, приставленный к нему помощником, читай, охранником, и отличавшийся крайним педантизмом, документировал, в основном, его приключения.

— Вы сами виноваты, мой лорд! — восклицал он. — Нельзя быть таким неприступным — это вызов для любого политика и шпиона. Что вам стоило соблазниться на какую-нибудь местную милашку!

— И не досчитаться потом чего-нибудь важного?

— Не преувеличивайте, мой лорд! — скалил Алат очень белые зубы. — Я соблазняюсь регулярно и с большим удовольствием, и до сих пор жив!

— У вас, лорд Алат, уже иммунитет на этих змей. А я — человек непривычный, опасаюсь.