Цветок с пятью лепестками

Последнее время многие маги уехали с караванами, идущими в разные части света: в Египет, в Китай, в Индию. Некоторые из них возвращались, некоторые нет, вернувшиеся вновь уезжали. Из окрестных стран приходили известия о спокойствии и порядке. Война на западе закончилась. Но что до всего этого было ей, девушке? Сагар в последнее время словно придиралась к ней, завалив заданиям по изучению растений и насекомых. Эстер же считала, что она уже вполне могла бы начать учиться врачеванию и исцелению людей, ведь именно в этом она видела основную цель, к этому стремилась. Девушка уже несколько раз украдкой испытывала свои возможности на телохранительницах, надеясь, что никто этого не заметит. Она залечивала мелкие синяки и ссадины, часто возникающие после тренировок, саки воспринимали это как нечто самособой разумеющееся, ведь они служили у магов.

Ну что же, надо было ехать, и девушка, тяжело вздохнув, поднялась с импровизированной скамейки. Опия помогла ей взобраться на лошадь, и в это время раздались крики мидийцев. Словно опережая тревожные возгласы охраны, на поляну вылетел еще один всадник, одетый по-персидски. Лицо его было укрыто под полосатым платком, на голове обычная для воинов высокая шапка.

Воин соскочил с коня и бросился к Эстер. Она не успела ни испугаться, ни отступить, как попала к нему в объятия. Девушка попыталась оттолкнуть незнакомца, вырваться из рук, но уже чувствовала, уловила в подсознании, в ауре ощущений, которые знала, которым не сразу поверила до конца, знакомое, незабываемое, и после первого же слова прекратила сопротивление, позволив мужчине обнимать ее все сильнее и сильнее. Дыхание, казалось, сейчас совсем покинет юную колдунью, но мужчина отстранился и вновь произнес.

— Эстер! Эстер! Эстер!

Она молча стянула платок с лица Бахмана и впилась губами в его губы. Теперь уже она прижимала его к себе изо всех сил, встав на цыпочки. Нет ничего: ни мыслей, ни окружающих людей, ни холода, ни сегодня, ни вчера. Только вкус этих обветренных губ и его резкий, густой мускусный запах, чисто его мужской запах и чуть-чуть еще, может быть, словно на грани восприятия, запаха сандалового дерева. Ничего больше. Она оторвалась буквально на секунду, вдохнула полной грудью и вновь приникла к нему, словно стараясь успеть за эти минуты наверстать потерянное за целый год.

Наконец он мягко, но настойчиво отстранил ее, но вкус его губ остался с нею, и запах. И теперь она могла наконец рассмотреть его. Ее любимый, это слово, даже не произнесенное вслух, сладко отозвалось в сердце, почти не изменился. Разве что борода стала гуще и длиннее, и глаза… Нет, глаза остались все теми же: веселыми и нежными. Только тревога в них, невысказанное беспокойство, где-то там, в глубине, на дне, спрятаны, скрыты. Но не от нее, она чувствует все.

— Эстер!

Она вдруг поняла, что Бахман что-то говорит ей, а она словно провалилась в глубокий колодец, из которого может только видеть его лицо и больше ничего вокруг. Ничего больше вокруг не существовало, кроме его лица и теперь еще его слов.

— Эстер! Мы должны ехать. В храм Анахиты!

Все еще почти ничего не понимая, девушка позволила усадить себя на лошадь. Бахман вскочил на свою. Внезапно оказалось, что все это время они были окружены толпой людей. Мидийские воины окружили их кольцом копий, не зная, как себя вести с появившимся из ниоткуда персом, и какое он имеет отношение к колдунье. Слуги за их спинами метались в полном замешательстве.

Бахман решительно направился прямо на солдат и потянул за собой лошадь Эстер.

— Я маг Бахман. Мы с девушкой направляемся в Аратту, в храм богини, а потом я отвезу ее домой. Сопровождайте нас!

Не оглядываясь более ни разу, он поскакал к городу. Через секунду девушки-телохранители уже скакали по обе стороны от него и Эстер. Девушка, наконец, словно очнулась и хотя по-прежнему находилась под впечатлением от долгожданной, но неожиданной встречи, смогла сама управлять своей лошадью.

В храм, они ехали в храм. Это было очень важно, и сердце девушки заколотилось в бешеном ритме. В храме они могли совершить приношение, переговорить с жрицами, а могли и предстать пред богиней. Вдвоем. Вдвоем.

* * *

Изабель, не отрываясь, смотрела на зимнюю дорогу. Уже одно то, что они поехали двумя машинами, и в одну из них Кира попросила сесть ее, заставляло нервничать.