Цветок с тремя листьями (СИ)

И тут же понял, что она его не услышит из своих покоев. Приказать служанке разбудить ее и привести? Он представил себе сонную растрепанную Нэнэ, и его сердце сжалось от жалости и нежности. Она всегда была рядом в трудные минуты, а он совсем позабыл о ней…

Хидэёси снова сел и поправил волосы, упавшие на глаза. Вот что он сделает. Сам к ней придет и ляжет рядом. Как делал когда-то давно, возвращаясь домой усталым.

Он решил не идти прямо в западные покои, а прогуляться вокруг, по парку, один и в предрассветной прохладе. И вышел в сад, предвкушая, как, замерзнув, заберется к Нэнэ под теплое одеяло.

Начитало светать, и темные окна замка выглядели уютными, словно замок тихо спал, прикрыв уставшие глаза. Хидэёси свернул по дорожке и вдруг увидел в одном из окон неяркий свет.

— Мицунари… — он улыбнулся и покачал головой. На душе потеплело, будто пламя лампы в той комнате наверху согрело ее.

— Я сейчас тебе покажу, как работать до рассвета! — пробормотал он, представляя, какие ошалелые будут глаза у Мицунари, когда тот увидит его. Эх… надо было подождать, пока Мицунари заснет, и уж тогда отомстить за все утренние побудки.

По коридору Хидэёси постарался идти тихо, чтобы Мицунари не услышал заранее шаги и его удалось застать врасплох. Довольно улыбаясь, он рывком отодвинул дверь — да так и застыл на пороге. Улыбку словно смыло с его лица, и он ошарашенно замер.

Мицунари сидел посреди комнаты, повернувшись к нему боком, одетый во все белое. На низком столике напротив него лежал аккуратно завернутый в белую ткань танто[19]. А рядом — лист бумаги, на котором Мицунари сосредоточенно что-то писал. В неверном утреннем свете казалось, что одежды Мицунари сияют, и Хидэёси отчаянно заморгал, надеясь, что ему снова снится плохой сон. Он перевел взгляд с клинка, на котором отражался мерцающий отблеск лампы, и рук Мицунари на его лицо. И в этом момент Мицунари медленно повернулся к нему. Глаза его были абсолютно пустыми, словно он уже был мертв.

И в эту секунду Хидэёси понял, что это не сон. Он медленно сполз спиной по стене и опустился на пол.

— Сакити… Что же ты делаешь, Сакити?.. Ты что ли меня тоже бросить решил?..

Мицунари вздрогнул и уронил кисть. Моргнул, и глаза его снова стали нормальными. Только в них теперь плескалась тоска и какая-то детская обида.

— Ваша светлость… — Мицунари резко развернулся, прижался на мгновение лицом к полу и пополз к Хидэёси. — Ваша светлость… я прошу простить меня… я совершил ужасную ошибку. Умоляю вас, не нужно останавливать меня. Вы сами прикажете мне… когда узнаете.

Хидэёси схватил его за плечи и тряхнул:

— Что происходит?! О какой ошибке ты говоришь?

Мицунари поднял глаза:

— Письмо…

— Какое письмо? Сакити! — Хидэёси снова его тряхнул.

Мицунари шумно и судорожно выдохнул и вдруг мелко затрясся:

— Письмо Хидэцугу. Он написал его перед… смертью. Я получил его вечером.

Он старался говорить ровно и четко, но Хидэёси почти физически ощущал, с каким трудом Мицунари выговаривает слова. И нахмурился:

— Что еще за письмо?

— Вот это, — Мицунари, взяв обеими руками конверт, почтительно поклонился и положил его перед Хидэёси.

— И… что в нем? — Хидэёси протянул руку, но письма не коснулся, а лишь вопросительно взглянул на Мицунари.

Мицунари опустил взгляд. Ему уже удалось справиться с дрожью, но слова он проговаривал медленно, словно вспоминая, что они означают:

— Письмо я получил в начале стражи крысы. Господин Хидэцугу написал его перед тем, как совершил самоубийство. Оно адресовано мне, и в нем господин Хидэцугу говорит о своей невиновности и просит не бросать расследование дела о его мятеже, чтобы найти настоящих виновников и оправдать его честное имя. Там же — запечатанное письмо, которое он просит передать вам.

Мицунари вдруг вскинул голову:

— Ваша светлость! Перед смертью не лгут. Ваш племянник не был ни в чем виновен, кто-то нарочно подстроил все так, чтобы его обвинили в мятеже. Я совершил ошибку. Ошибку, которую уже никак не исправить.

Хидэёси вздохнул и приблизился вплотную к лицу Мицунари:

— Сакити… мой маленький глупый Сакити… все совершают ошибки, и даже непоправимые…

— Ваша светлость?.. — глаза Мицунари округлились, и он слегка приоткрыл рот.

— Тихо… не надо кричать, — Хидэёси прикрыл его губы ладонью и посмотрел прямо в глаза. — Ну подумай, хорошо подумай, ты что же это, и правда хотел, чтобы после моей смерти страной управлял трусливый безмозглый садист? Будь он хоть тысячу раз мой племянник?

— Но… ваша светлость… вы же сами…

— Да, Сакити, да, я сам. Я сам его назначил на эту должность, сам отказался от титула кампаку[20] в его пользу, а знаешь почему?

Мицунари не ответил, просто продолжал смотреть на Хидэёси широко открытыми глазами.

Хидэёси расценил это как вопрос.

— А именно потому, что он не годился на эту роль. И отлично знал это. Я думал, что он хотя бы будет хорошим, послушным мальчиком. Но у этого дурака не хватило мозгов даже для того, чтобы не лезть в чужой заговор! — он внезапно повысил голос. — Кроме того, он хотел убить меня и моего сына, разве он не достоин за это смерти?

— Но… ваша светлость… письмо…