Цветок смерти, или Правдивая история Рас-Альхага, единственного мага, который умел колдовать без головы (СИ)

Воины знали светлую сторону жизни, я же куда лучше был знаком с ее изнанкой. Я видел, как обстряпывались подобные делишки на городском дне. Именно так, как рассказывал рыцарь. Ведь в действительности среди нас мало прирожденных негодяев, взрастить в человеке подлость — искусство особого рода. Сначала ты ставишь намеченную жертву в обстоятельства, которые не оставляют ей возможности выбора. В другой раз подталкиваешь к осознанному решению, но усыпляешь совесть незначительностью предательства. Маня блеском богатства, исподволь ты ведешь человека к пропасти. Мало-помалу душа каменеет, претерпеваясь к бесчестью, а тело, напротив, размягчается и все отчаяннее требует благ, каковые дарует богатство. Остановить падение удается немногим.

На протяжении исповеди Данко Альхаг оставался спокоен. Однако ветер вокруг колдуна нарастал: бубенцы суматошно тренькали, волосы хлестали по лицу, тонкая ткань рубахи надувалась пузырем.

— Ты столь стремишься вернуть прошлое? У тебя будет возможность испытать его на собственной шкуре, — вынес приговор лейб-маг его величества.

Ночью не спал никто. Ветер пригибал к земле верхушки деревьев и срывал звезды с небес. Печально звеня, ночные странницы катились по склонам гор, чтобы утратить свое сияние и сгинуть во тьме. Тени налились сверхъестественной глубиной, в них боязно было ступить из опасения провалиться во мрак. От костра тянуло окалиной.

Данко ждал своей участи. Браго и Драко отводили взгляды от приятеля. Ариовист молчал. Плотно сжатые губы принца выдавали внутреннюю борьбу, я сам частенько так делал, когда бывал с чем-то не согласен. Ирга до сих пор не вернулся, да никто и не надеялся на его возвращение, ведь он уходил с предателем.

Когда костер прогорел до углей, из темноты появился Альхаг. Выглядел варвар устрашающе: лицо его превратилось в черно-белую маску с узорами по щекам и от переносицы к вискам, глаза казались окнами в ночь. Вместо привычного хвоста волосы варвара рассыпались по плечам множеством мелких косичек, сплошь бубенцы и перья, мельтешение и звон.

— Подменыш, позволь твою саблю! — кивнул мне Альхаг. — Коли с нее все началось, будет справедливо, чтобы ею и завершилось.

Я освободил от ножен клинок и протянул Альхагу. Колдун кивнул на Данко:

— Ему. Призываю собравшихся, стать свидетелями поединка. Правда останется за победителем.

Мы образовали круг, в центре которого очутились придворный рыцарь и придворный колдун. Мерцающие угли разделили их. Данко и Альхаг разулись и босиком заскользили вкруг кострища. Поначалу это выглядело красиво: оба сильные, уверенные в себе и грациозные той смертоносной грацией, что присуща лишь хищникам. Оба похожи и вместе с тем разительно отличаются друг от друга: темноволосый колдун с черно-белой маской на лице был воплощением тьмы, а златокудрый Данко — архангелом, сошедшим с небес. Поминутно то один, то другой ступали на раскаленные угли, и если в исполнении придворного колдуна подобное казалось не более чем занятным трюком, то рыцарю ожоги явно причиняли мучения.

Они не торопились пускать в ход оружие. Первые выпады были медленными и тягучими, словно клинкам приходилось преодолевать сопротивление. Постепенно ритм начал убыстряться, а сила ударов — нарастать. В звоне скрестившейся стали слышались вопли предвестниц беды. Всполохи отраженного света прорезали тьму все быстрее и быстрее. Взгляд не успевал следить за сражающимися, и вскоре видимыми осталась лишь эти светлые росчерки, из-за которых возникало ощущение, будто противники стоят под звездным дождем. Одновременно усиливался ветер. Облака закрыли луну. Раскаленные угли подняло вверх и разметало по земле. Путь их можно было проследить по занимавшейся то тут, то там сухой траве. Но наши взгляды оставались прикованы к Альхагу и Данко.

Конечно, теперь я не вспомню подробностей поединка. Во-первых, было темно, а во-вторых, чтобы по-настоящему понимать бой, следует быть мастером клинка, я же тогда едва мог претендовать на роль подмастерье. Я не увидел, где просчитался Данко, да, как мне кажется, никакого просчета быть не могло. Просто в промежутке между двумя соседними мгновениями меч Альхага вошел ему грудь, рыцарь упал и остался недвижим.

Мы похоронили Данко в расселине между камней. Кем бы он ни был при жизни, смерть сравняла счета. Моя сабля вернулась ко мне. Тогда же я понял, почему воины неохотно расстаются с оружием. После того, как клинок побывал в чужих руках, мне пришлось заново привыкать к нему, словно он был живым существом, покидавшим меня, а после вернувшимся из неизведанных далей. Блеск стали замутился, патиной осели на ней чужие мысли, в мелодию звона вплелись отзвуки чужих голосов.

Вернулся и Ирга. Утром, как ни в чем не бывало, проводник вышел из тумана, разулыбался и приветствовал нас.

— Где ты был? — спросил его Альхаг.

— Так тут ночь скоротал, недалече. Доблестный господин рыцарь приказали: мол, надо дела обсудить скрытые да тайные, а глупому Ирге следует держаться подальше, не то придется Иргу убить, да и вся недолга.

— Вот как. Что ж, дела оговорены. В путь!