Цветок в его руках

Одно дело – обтирать его прохладной водой, пока он в бреду. Но делать что-то столь интимное, когда он может проснуться и взглянуть на нее – разные вещи. Она решила, что не стоит. Если ему лучше, сможет умыться сам.

Поэтому она отправилась готовить обед.

– Мне нужна ванна, – сказал Диган.

Макс улыбнулась себе под нос. Проснулся и по обыкновению начал командовать!

– Никаких ванн, щеголь! Нельзя мочить рану! Я принесу тебе воды, умоешься, но только после того, как съешь это.

Она дала ему миску с кукурузным пюре, взяла себе порцию и уселась на стул, который так и не отодвигала от кровати с тех пор, как у Дигана начался жар.

– Как ты себя чувствуешь сегодня? – спросила она.

– Устал так, словно не спал месяц.

– Да, лихорадка очень выматывает. В детстве у меня однажды была высокая температура, но бабушка знала, как быстро ее сбить. Жаль, я не спросила, как она это делает.

– Сколько дней я спал?

– Почти три дня.

– Я был отравлен?

– В смысле?

– Ты что-то сказала насчет яда, или мне приснилось?

– А, это! – догадалась Макс. – Ты, может, помнишь, что Джексон был здесь, когда мы приехали. Он помог уложить тебя в постель и оставил кисет с порошком. Утверждал, что он лечит раны, но я ему не поверила. Но пришлось воспользоваться им, когда ничего не помогало. Оказалось, что порошок прекрасно действует.

– Джексон все еще здесь?

– Уехал. Я настояла.

– Потому что он лжец и трус?

– Да. Он признал, что был человеком Нолана в городе. Сказал, что пытался сбежать, когда они кого-то убили, но ему не позволили. Он использовал тебя, чтобы решить свою проблему. Если хочешь знать, это ему следовало бы заплатить тебе за работу, а не наоборот.

– Спасибо за то, что ухаживала за мной.

Макс немного покраснела и неловко улыбнулась.

– Я просто сделала все, чтобы ты оставался живым, пока не поможешь мне в Бингем-Хиллз.

– Это не требовало столь нежной заботы.

Теперь она залилась краской. Она вовсе не была нежна с ним, более того, так отчаялась и боялась потерять его, что однажды ударила, пытаясь привести в чувство. И сейчас быстро сменила тему:

– Так от кого пахнет розами?

– Прости?

– Ты сказал, что я не пахну розами. Так оно и было, поэтому с кем ты говорил? Кто благоухал розами?

– Когда?

– В твоем сне.

– Не помню.

Неужели он сейчас солгал ей? Должно быть, действительно был беспомощен, если говорил такое во сне. Макс, вероятно, сумеет вызвать его на разговор о себе, если умело подведет к этому. И если это его не утомит. Сейчас его выздоровление куда важнее ее любопытства.

– Что еще я сказал? – допытывался он.

– Немного. У тебя была такая температура, что ты нес невнятицу. Сказал, что ненавидишь оружие. Мне показалось это весьма забавным. Ты действительно его ненавидел?

– Где мой пистолет?

Хмыкнув, она нашла его «кольт» и положила на небольшой ящик у кровати, который траппер использовал вместо тумбочки.

– И не думай, что можешь не ответить на вопрос, – шутливо предупредила она.

Несколько секунд он смотрел на нее. Наверное, спорил с собой, стоит ли отвечать. Но все же сказал:

– В Чикаго мне ни разу не пришлось задумываться об оружии. В больших городах не стреляют и не носят пистолетов. Оружие есть только у полиции или преступников. У отца была пара дуэльных пистолетов, которые он держал в кабинете заряженными, напоказ: ценное приобретение, которое принадлежало еще деду в те дни, когда честь защищалась поединком. Ему ни разу не представилось случая воспользоваться ими. А моя сестра Айви была убита в перестрелке между пытавшимся сбежать вором и полицейским, гнавшимся за ним по городской улице.

– Мне так жаль, – охнула Макс.

– Этого не должно было случиться, – продолжал он. – Моя мать ушла за покупками и только вышла из магазина, как все случилось у нее на глазах. Она винила себя.

– Почему? Конечно, это трагедия, но…

– Потому что утром Айви должна была ехать с Флинтом в Линкольн-парк. Мать обычно делала покупки одна, но в тот день ей хотелось общества дочери, вот она и настояла, чтобы Айви отправилась с ней. Полагаю, я возненавидел оружие, потому что сестру застрелили.

И все же он взялся за пистолет, когда оказался на Западе, мало того, именно поэтому стал знаменит. Значит, было нечто такое, что он ненавидел даже больше, что-то, заставившее его вести абсолютно другую жизнь.

– Твоя мать жива?

– Нет. Прошло меньше года после смерти Айви, и она умерла. Не смогла жить с чувством вины.

Макс вздохнула. Она и представить не могла, что Дигану пришлось перенести такую трагедию. Неудивительно, что он старается не выказывать эмоций. Неужели это заставило его потерять способность чувствовать? Но она знала, что он способен испытывать страсть. Она могла бы поклясться в этом! Может, она придавала слишком много значения смерти его сестры? Может, он не выказывает чувств потому, что, как он намекал ей, его род занятий не позволяет ему?

Она взяла пустую миску, наполнила, протянула ему, снова села и как бы между прочим заметила:

– Ты говорил, твой отец пожалел, что не воспитывал Флинта, как тебя. Но неужели не мог научить его всему, чему учил тебя? Учиться никогда не поздно.