Цветок вампира - аконит

Никита задумалась. Похоже, не одной мне было трудно запомнить спокойную и рассудительную девушку, перед которой, точно ярко-алое пятно, всегда выступала на переднем плане Ростова с какой-нибудь громкой сплетней.

— Ты, наверное, про Дашу. Вы с ней ещё на истории за одной партой сидите, верно?

— Точно! Даша! Не говори ей только, что я спрашивала, ладно? Она, как представилась в первый раз, так я и не запомнила, а переспрашивать было неудобно как-то.

— Я тоже периодически забываю, если честно. Девушка она хорошая, только очень тихая. Помню, пару раз пытался Дашу разболтать, но всё без толку. — Никита сделал небольшую паузу и чуть тише произнёс, словно уточняя: — Она, кстати, Андрею нравится.

— Андрею? Да ну нет, — сказала я, не веря своим ушам.

— Нет, серьёзно. Он даже думает её на дискотеку пригласить, да всё никак не решится. Она вечно с Таней ошивается. Стоит подойти, как сразу заводится шарманка с очередной экстренной историей, которую должна узнать вся школа и прямо сейчас. А часики-то тикают, — последнее Каримов добавил шутливо.

— А ты уже кого-нибудь пригласил на танцы?

Вопрос сорвался с моего языка быстрее, чем того хотел бы мозг. Сердце учащённо забилось. Волнение неприятно нарастало внутри, шепча на ухо: «а что, если пригласил?». Уверенность, что я хотела узнать ответ на этот вопрос, не успела даже окрепнуть, как растворилась в салоне авто. Каримов молчал. Его лицо казалось непроницаемым и это было хуже всего.

— Ты не обязан отвечать, если не хочешь, — я не могла больше смотреть на Никиту и перевела взгляд на колени. Вот так просто один неосторожный вопрос создал между нами пропасть, которую ни он, ни я, не в силах были преодолеть. Слова не вернёшь. Не спрашивают девушки у парней, кого вторые познавали на танцы из праздного любопытства. Так не бывает и Никита, как мне казалось, прекрасно это понимал. На что только я рассчитывала, приняв дружескую доброту за нечто большее? Во мне не было ничего примечательного. Я даже красивой не могла себя назвать смотря по утрам в зеркало. Не умела краситься, не интересовалась модой. Жила в мире собственных интересов и ценностей, которые едва ли кто-то из сверстников разделял, словно я родилась не в то время и не в том месте. Мама часто шутила, когда с серьёзным видом, мне приходилось объяснять на кассе в супермаркете, почему овощи не обязательно складывать в пластиковый пакет и что давно есть альтернатива, в виде хлопковых сумок и, прижившихся ещё во времена Советского Союза, сетчатых авосек всех цветов и мастей. Слыша очередную поучительную лекцию о необязательном вреде экологии, мама говорила, что я бухчу, как семидесятилетняя бабка.

Не то чтобы я чувствовала себя старше, нет. Всё внутри меня скорее страдало от глубокого одиночества и желания быть, хотя бы немного больше похожей на сверстников, которые переживали за оценки в четверти, отсутствия в шкафу джинсов модного покроя и прочих вещей, кажущихся сущей ерундой.

Чем дольше я размышляла, тем тяжелее становилось на сердце. К глазам подступали предательские слёзы. Я скрыла лицо за волосами, отвернувшись к окну, и начала дышать под счёт, надеясь, что этого хватит. Только бы не разреветься в машине, честное слово.

Последняя доля выдержки треснула, когда я почувствовала, как осторожно чужие пальцы переплетаются с моими. Большим пальцем Никита мягко поглаживал кожу, и что-то глубоко внутри меня оборвалось. Тёплые слёзы, одна за другой, покатились по щекам, попадая на губы. Я облокотилась о ручку двери, прижимая к нижней части лица свободную руку, стараясь задержать слёзы и не дать им упасть на одежду. Только бы он не увидел.

Машина замедлила ход и вильнула на пустырь у лесопилки, после чего остановилась.

— Ася, — позвал Никита, но я сохраняла неподвижность, с трудом сдерживая всхлип.

Послышался щелчок, а затем — скрежет пуховика. Тёплая рука легла на мою щеку, и осторожно надавила, отворачивая лицо от окна. Я закрыла глаза, думая о том, как ужасно сейчас выгляжу. Плачущая, растрёпанная. Наверняка вся кожа пошла красными пятнами, как это обычно бывало, стоило дать волю слезам. Я боялась посмотреть на Каримова. Жалость нужна была мне меньше всего.

— Ася, — он позвал меня вновь. Голос Никиты стал чуть тише. Казалось, в машине не осталось больше звуков, кроме этого голоса.

— Посмотри на меня, — попросил он, и обе руки Каримова оказались на моих щеках, согревая теплом. – Пожалуйста.

Медленно я послушалась. Никита внимательно смотрел на меня широко раскрытыми глазами, но в них не было ни удивления, ни жалости. Взгляд не блуждал, а был точно прикован к глубине моих. Казалось, ещё немного, и он прикоснётся к самой душе. Мгновение и Ник подаётся вперёд. Почти касаясь моего лица, он замирает, точно безмолвно спрашивая разрешения, и я медленно моргаю, говоря «да» всем нутром.