Быстро пересекла всю комнату, по периметру обойдя уже собранную двухспальную кровать, я замерла, на мгновение окинув ту взглядом. Отец уже переодел её в темно-изумрудное бельё с золотисто-оранжевыми витиеватыми орнаментами, которые я заказала для него на прошлой неделе. На тумбе справа стояла небольшая фоторамка, повёрнутая чуть под углом так, чтобы можно было смотреть на изображение перед сном. Блик от света с улицы мешал увидеть, кто изображён на этой фотографии. Я подошла и подняла рамку. На старом снимке напротив подъездной двери стояла женщина с младенцем на руках, которую я сразу узнала. А сбоку от неё, придерживая за талию, стоял отец в полицейской форме, с ещё полностью тёмными волосами, не отмеченными сединой. В груди тут же разлилось тепло и одновременно мной овладела тоска от осознания, как давно мы были все вместе. Втроём. Я этого времени почти и не помню даже. Для меня мама всегда существовала отдельно от Кости. Пока я росла, в доме всегда появлялся кто-то третий, но уходящих. Ни один из последующих маминых мужчин, не пытался заменить мне отца, и я была за это по-своему благодарна. Вот только как долго Костя был один прежде, чем я переехала к нему доучиваться, раз в спальне всё та же семейная фотография? Какая женщина такое не стерпит, осознавая, что никогда не станет в жизни мужчины на первой роли, если в памяти и в седце— другая семья?
— Что ты здесь делаешь?— я вздрогнула, услышав голос отца.
— Ничего. Так… — в нерешительности продолжала держать в руках рамку с фотографией не зная, что с ней делать теперь.
Костя перевёл взгляд на карточку у меня в руках и улыбнулся тёплой, ласковой улыбкой, которую я давно не замечала на его лице. Он подошёл ко мне и указал пальцем на кулёк, которым, вне всяких сомнений, являлась маленькая я:
— Это мы тебя только-только из роддома привезли. Вас тогда задержали дольше, чем положено и я даже успел занять у одного из коллег плёночный фотоаппарат — Витька как раз только из отпуска вернулся и подсобил, — на минуту отец замолчал, а затем на выдохе произнёс: — Хорошее было время.
В его голосе звучала вся глубина одиночества последних прожитых лет, и от этого сердце моё разрывалось на части. Я не могла его бросить. Не сейчас, когда мы только начали привыкать жить вместе, как отец и дочь. Моя жизнь имела цену и была важна. Но платить за неё новой раной на сердце Кости я не была готова.
— Послушай, пап, — медленно начала я, понимая, что момент неподходящий, но едва ли будет другой. – Нам нужно поговорить.
Он опустился на постель и постучал ладонью по одеялу, приглашая меня сделать то же самое. Я поставила снимок на место и присела рядом. Костя молча ждал.
— Я не могу так больше. Правда, не могу. Мне мало общения в школе. Я понимаю, как ты беспокоишься из-за всего происходящего. Как хочешь меня защитить. Но ты не можешь уберечь меня от каждой возможной угрозы, понимаешь?
Костя кивнул. Он старался говорить медленно, немного растягивая слова, будто пытался сохранить тон голоса мягким:
—И что ты предлагаешь? Довериться судьбе и посмотреть не станет ли моя дочь следующей жертвой маньяка? Извини, но такая игра мне совсем не по вкусу.
— Нет, не довериться судьбе, но действовать в рамках разумного. Жизнь должна продолжаться. Например, если я не могу прогуливаться по улицам Ксертони одна, то почему бы мне не пригласить друзей? Места у нас хватает.
— Отличная идея!— наигранно радостно ответил отец: — И пусть тогда другие дети потом возвращаются в одиночестве и также угодят в лапы маньяка, а ты затем будешь корить всю жизнь себя. Вот уж радостно будет.
— Ну замечательно, — очередной разговор лишь снова испортил настроение. Я почувствовала, как вновь закипаю и идея вернуться к матери отчетливее замелькала в сознании, борясь за моё внимание с настойчивым нежеланием бросать отца. Неужели нет никакого выхода, при котором и он будет доволен, и я?
Не знаю, сколько ещё мы просидели молча, пока я предавалась своим размышлениям. Небо за окном уже приобрело светло-фиолетовый оттенок, а значит, пора было выдвигаться в школу. Отец поднялся:
— Если ты ещё что-то хотела сказать, мы можем продолжить в машине.
— Нет, — я покачала головой, — Сказать мне больше нечего.
Уговаривать отца позволить мне доехать до школы самостоятельно не имело смысла, поэтому я покорно села в машину и пристегнула ремень. Едва Костя повернул ключ зажигания, как включилось радио. Вот только из динамиков доносилась не музыка, а утренняя сводка новостей. Настроение было и так паршивым, чтобы слушать ещё и новости. Я потянулась и переключала радиостанции до тех пор, пока не нашла хоть что-то стоящее. Услышав знакомый мотив, я откинулась в кресле и принялась смотреть через окно на проносящийся мимо лес. В предрассветном солнце верхушки деревьев казались тёмными, будто просмолёнными, а пышные юбки елей — почти лишёнными цвета, на фоне ещё недавнего огненного буйства осенних красок. Мир вокруг казался невзрачным и серым под стать настроению. Это едва ли бодрило дух, перед новым днём.