Чем дольше я размышляла, тем тяжелее становилось на сердце. К глазам подступали предательские слезы. Я скрыла лицо за волосами, отвернувшись к окну, и начала дышать под счет, надеясь успокоиться. Только бы не разреветься в машине, честное слово.
Последняя доля выдержки треснула, когда я почувствовала, как осторожно чужие пальцы переплетаются с моими. Большим пальцем Никита мягко поглаживал кожу, и что-то внутри меня оборвалось. Теплые слезы, одна за другой, покатились по щекам, попадая на губы. Я отвернулась к окну, прижимая к нижней части лица свободную руку, стараясь сдержать всхлип. Только бы Ник не увидел.
Машина замедлила ход и вильнула на небольшой пустырь у редких деревьев, после чего остановилась.
– Ася, – позвал Никита, но я не шевельнулась.
Послышался щелчок, а затем – шуршание пуховика. Теплая рука легла на щеку, и Ник осторожно повернул мое лицо к себе. Я закрыла глаза, думая о том, как ужасно сейчас выгляжу. Плачущая, растрепанная. Наверняка вся кожа пошла красными пятнами, как это обычно бывало, стоило дать волю слезам. Я боялась посмотреть на Никиту и увидеть в его глазах жалость. Она нужна мне была меньше всего.
– Ася, – он позвал меня вновь. Голос Ника стал чуть тише. В машине не осталось больше звуков, кроме его голоса.
– Посмотри на меня, – попросил он, и обе руки Каримова легли на мои щеки, согревая теплом. – Пожалуйста.
Медленно и неуверенно я открыла глаза. Никита внимательно смотрел на меня, но на его лице не было ни удивления, ни жалости. Взгляд не блуждал, а был точно прикован к моим глазам, вглядываясь в их глубину. Еще немного, и Ник коснется самой души. Мгновение, и Ник подался вперед. Почти касаясь моего лица, он замер, будто спрашивая разрешения, и я медленно моргнула, говоря «да» всем нутром. Я хотела, чтобы это случилось.
Наши губы встретились. Я почувствовала, как мягка его кожа. Как от Ника едва уловимо пахло лимонным мармеладом, который теперь казался мне самым желанным на свете. Рот приоткрылся, и я отдалась моменту целиком. Сладость смешивалась с солью. Дыхания не хватало, но я хотела еще и еще, прикрыв от удовольствия глаза. Никогда бы не подумала, что первый поцелуй пробудит во мне такую жажду близости, жажду единения. Пальцы вплелись в русые волосы. Я вдыхала запах кожи Ника, пытаясь навсегда его запомнить. Чувствовала, как его руки скользят по моей шее, и на короткое мгновение замерла всем телом. Мелкими поцелуями Никита одаривал мое лицо, осторожно продвигаясь ниже. Ловкие пальцы расстегнули молнию куртки и вновь скользнули по шее. Поцелуи вторили прикосновениям Никиты, словно он боялся упустить хотя бы один отпечаток.
Обжигающее чувство наполнило каждую клетку тела. Происходящее было новым и в то же время знакомым, долгожданным, а главное – правильным. Поцелуи на шее становились глубже. Губами Никита немного оттягивал кожу, заигрывая. Я гладила его плечи, закапывалась пальцами в непослушные пшеничные волосы, призывая не останавливаться. Даже сквозь ткань пуховика я чувствовала, как тело Ника отзывается дрожью на прикосновения. Еще один поцелуй в шею. Глубокий и на этот раз слишком требовательный, отчего кожу начало пощипывать, но я стерпела, ожидая новую волну наслаждения. Однако на смену неприятному ощущению пришло еще более яркое и резкое – боль, от которой я вздрогнула, а следом и вскрикнула.
Никита тут же отстранился. Он почти отпрыгнул от меня в ужасе так далеко, насколько позволили размеры салона. Каримов прижался спиной к двери и вскинул руки, приговаривая:
– Прости, прости! Я не хотел! Это вышло случайно! – затараторил Ник, и я не понимала, за что он извиняется. Неужели за поцелуй? – Сейчас принесу аптечку.
Он поспешно вышел из машины, после чего открыл багажник. Я видела, как Никита что-то поднял и быстрым шагом вернулся к раскрытой двери. В руках он держал красную автомобильную аптечку и пластиковый флакон с узким носиком, который протянул через сиденье, оставшись на улице.
– Зачем мне аптечка? Ты чего?
Он отвел взгляд, стараясь не смотреть на меня, и настойчиво потряс аптечкой:
– У тебя кровь на шее. Лучше обработай и заклей на всякий случай пластырем.
Я прикоснулась к месту, которое еще недавно ласкали губы Никиты, и, когда отстранила руку, увидела алую жидкость на кончиках пальцев.
– Да ладно, пустяки. Кровь скоро остановится, ничего страшного. Ты же не специально.
Лицо Никиты посерьезнело. Во взгляде читалось чувство вины, но я искренне не понимала масштаба трагедии. Ну подумаешь, кровь. Что с того?
– Не специально, – грустно отозвался Ник и задумался о чем-то своем. Вскоре он продолжил: – Обработай сама, пожалуйста. Не могу видеть кровь.
– Мутит, да?
– Вроде того.
Пока я обрабатывала царапину, Никита оставался у открытой двери, не решаясь вернуться в салон. Кажется, ему совсем плохо. Бедный парень.