Цветок вампира – аконит

В растерянности я смотрела на Костю, представляя худшее. Одно я знала наверняка: мама жива и смогла позвонить отцу, но случилось что-то страшное. Настолько страшное, что, кажется, нам придется ехать в Ростов как можно скорее.

Отец попрощался с матерью и положил смартфон на стол. Мгновение Костя продолжал смотреть перед собой, собираясь с духом, а после поднял глаза и обратился к ребятам:

– Что бы у вас там ни произошло, это может подождать несколько дней. Остынете и с холодной головой сможете сесть и все обсудить. А сейчас, ребята, увы, вам стоит нас с Асей оставить. Это касается только семьи. – Костя поднялся и движением руки призвал ребят поступить так же. Мои глаза встретились с глазами Стаса, в них читалось искреннее сожаление.

Ребята ушли вслед за отцом. Я так и не нашла в себе сил подняться с дивана и проводить их хотя бы до двери. Недоброе предчувствие сковало тело в ожидании приговора. Боже, только бы не случилось ничего необратимого!

Хлопнула входная дверь. Послышались тяжелые шаги, прежде чем Костя появился в комнате и опустился рядом, на диван. Он осторожно вложил в свои теплые ладони мои и помедлил прежде, чем обрушить на меня тяжелую новость.

– Ася, твоя бабушка… – начал он, избегая смотреть мне в глаза, точно призывал все имеющееся в арсенале мужество, чтобы голос не дрогнул. – Она умерла.

* * *

Впервые в жизни дни текли для меня, как мутная однородная река. Утро, день, вечер и ночь сменяли друг друга, а где-то глубоко внутри меня разрасталась всепоглощающая черная дыра. Тьма не только сама не издавала ни звука, но и глушила все вокруг, поедая потом эту тишину ложками, поглощая заодно и то, что оставалось от маленькой девочки с большими, прозрачными, будто хрустальными, глазами, которую я видела на фотографиях, листая старый семейный альбом.

Никогда раньше я не сталкивалась со смертью. Увидев бабушку в гробу, я едва узнала родного человека. На старческом лице разгладили каждую линию. Кожа выглядела неестественной, блеклой и плотной, будто отлитой из пластмассы. Аккуратные губы тянулись тонкой линией, деля лицо на две части. Это смерть делает с людьми такое или безразличные служащие морга постарались в пропахших формалином подвалах?

Должно быть, я слишком долго стояла у открытой крышки гроба. Тяжелая рука отца легла на плечо. Я обернулась, заглянула Косте в глаза и увидела в них бескрайнее сострадание и… страх? Интересно, чего он боится? Того, что я не справлюсь с потерей и останусь в Ростове? А может, мысли отца в моменте больше заняты Марией: для матери бабушка была всем. Она помогала растить меня, была надежной опорой, лучшей подругой и самым близким человеком, даже несмотря на то, что порой им приходилось прикрикивать друг на друга. На мгновение я подумала о том, как должно быть Марии тяжело потерять столь значимого человека. Я любила бабушку, и сейчас, когда я стояла рядом с безжизненным телом в полупустом белом зале при крематории, все выглядело нереальным. Дурным сном, который вот-вот закончится, стоит только захотеть. Я наблюдала за происходящим со стороны: вот отец отводит меня в сторону, уступая очередь печальному седому старику с оголенной лысиной. Обеими руками он нервно мял шапку и смотрел на бабушку. Ресницы подрагивали от непрошеных слез, а губы едва шевелились. Он что-то прошептал, сгорбившись над бабушкой, после чего поправил на ней ворот выбранной мамой парадной блузки и удалился, заняв место в зале напротив меня.

Когда с прощаниями было покончено, двое крепких мужчин взялись за блестящие сталью ручки тележки и водрузили гроб на подвижную ленту, а затем накрыли крышкой. Зазвучала музыка. Излишне громкая и отчего-то даже торжественная, что казалось мне совсем не уместным. Я обхватила себя руками, ища утешения и смотря, как расходятся в сторону ставни крематория. За ними распростерлась лишь кромешная тьма. У меня перехватило дыхание, но я не тронулась с места. Даже сквозь звуки музыки слышалось, как лента пришла в движение. За звуком последовало и действие. Гроб мягко тронулся, устремляясь соприкоснуться с тьмой. Именно тогда ко мне пришло понимание происходящего. Понимание, что это – конец. Больше не будет посиделок с историями из молодости Тамары Васильевны, обжигающе горячего чая из самовара и неповторимых пирожков с капустой, аромат которых навевал аппетит, стоило только переступить порог всегда гостеприимного дома. Не будет конвертов с открытками на дни рождения, что бабушка разукрашивала акварелью от руки, придумывая каждый раз новые сюжеты. Все хорошее, теплое и светлое растворится, стоит последнему сантиметру деревянной прямоугольной коробки проехать по движущейся ленте.