Цветок забвения

Они бросились ему на выручку одна за другой. А я наоборот застыла, понимая, что вот сейчас мне «любезно» предоставят возможность освежить в памяти худшие из воспоминаний. Не в состоянии показать всё, на что способен техниками, Калека точно решит компенсировать недостаток эффектности жестокостью.

— Не… не смей их трогать! — вскричала я, опять не пойми на что надеясь. Рефлекс какой-то — в безнадёжных ситуациях полагаться на голос.

— Я и не собирался. Я не прикасаюсь к женщинам, — ответил Датэ, будто завет Калек что-то значил для того, кто истребил Дев. — Но дело в том, что… — Он наклонился за мантией и лезвие просвистело над его головой. — …и этого меха может касаться… — Он выдернул мантию из-под ног наступившей на неё женщины. — …лишь твоя кожа.

Его окружили, поэтому эта забота о чистоте наряда казалась смехотворной. Тем не менее, заботясь о чистоте наряда, Датэ избежал всех ударов. Да, сражением это никак нельзя было назвать. Калека не воспринимал своих противников всерьёз. Если от атаки нельзя было уклониться или погасить её, зайдя за чью-нибудь спину, он отводил направленное на него лезвие ладонью.

Печати этого святилища не «заглушили» в Датэ самое главное. Его совершенно навыки рукопашного боя, которые можно было приравнять к высшему мастерству. Хоть Калека и выглядел молодым, на самом деле, он прожил намного дольше любого бойца, бросившего ему вызов сегодня. А скольких он переубивал за десять лет? Такой опыт невозможно было подавить числом. Женщинами, тем более. Слишком сосредоточенные на нём Жемчужины действовали несогласованно, порывисто, безрассудно.

Калека, в самом деле, не прикоснулся ни к одной женщине. Ему не пришлось. Они изранили друг друга сами. Чисто случайно. Это было даже более подло, чем использовать технику голоса, и более жестоко, чем убить самому.

Я заткнула рот рукой, изо всех сил сдерживая вопль злости. То, что я до сих пор не потеряла сознание, было результатом моего сражения с самой собой. Такого же жалкого. От запаха крови затошнило, а в голове пульсировало всё громче… громче… пока я не поняла, что это чьи-то быстрые шаги.

— Господин! — раздался голос Ями. Она влетела в святилище, задыхаясь от быстрого бега и возбуждения. Растрёпанные волосы сделали её похожей на девчонку, а оголённый меч обнулял эту детскость.

— Ты принесла их?

— Да. — В руке свободной от меча она держала мешок, с которого капало. — Спасибо, что доверили это мне. Я заслужила эту честь, но они… они её не заслуживают. Не пытайтесь им угодить, прошу.

Датэ указал на императора, который жался к стене, и девушка неохотно, но послушно кинула мешок ему. В полёте из него вывалилось несколько отрезанных голов.

— Это советники, которые предали тебя, и те, кого они подкупили, чтобы освободить Ями. Я думал принести это тебе в дар, но теперь считай это платой за смерти верных тебе людей, — пояснил Калека, отряхивая мантию. — У нас больше общего, чем тебе кажется. Я тоже ценю верность и караю за измену. Подумай об этом. Но не здесь. — Он направился ко мне, бросая на ходу: — Уходите отсюда.

Услышав протестующий голос, я была удивлена тем, что он принадлежал не мне и не императору. Участь, которую Датэ уготовил мне, больше всего пугала почему-то Ями.

— Постойте, господин! — Она протянула к нему руку, отдёргивая её в последний момент. — В смысле, я… Я не смею вам указывать, но здесь небезопасно. Знаю, вы шли сюда за этим, но вы ведь можете подождать, когда мы займём город, и тогда сделать это в честь нашей победы. Как в прошлый раз, да?

— В прошлый раз? — Он обернулся на неё. — Ты ничего о прошлом разе не знаешь.

— Да, но…

— Не вмешивайся.

Поняв, что это случится, несмотря на её и даже мой протест, Ями выдавила:

— Позвольте мне остаться! Я хочу защитить вас в случае опасности.

Враньё. Она хотела узнать, как он будет выглядеть, насилуя женщину. Она давно мечтала приобщиться к этому процессу, если не в главной роли, то хотя бы так.

— Отойди от него, Чили! — закричала я, и они оба удивлённо на меня уставились. — Ты пала слишком низко и сама это понимаешь. Даже милосердное Дитя требовало твоей казни, но я… я не могу поверить в безнадёжность человека, в котором течёт одна с ним кровь! Ты — семья Илая! Он твой мастер, и ты никогда не оспоришь это, даже если назовёшь Датэ своим господином тысячу раз! Тебе кажется, что ты любишь его, и я знаю, на что способна влюблённая женщина. Но этот подонок никогда тебе взаимностью не ответит! Единственную услугу, которую он может тебе оказать — поставить печать на твоё сердце, чтобы ты забыла о том, через что прошла по его вине!

Датэ внезапно рассмеялся, и Ями тоже, хотя точно приготовилась к другой реакции.

— Это лучшее, что со мной случилось! — заявила она. — Если это его вина, то представь, какова его благосклонность. Так что просто расслабься уже и наслаждайся тем, о чём мечтает…

— Молчи, — сухо приказал Калека, направляясь ко мне. — А ты, Ива, продолжай, не стесняйся. Наказывай. Ругай. Можешь называть меня, как захочешь, и называть моим именем всех, кого угодно. Но не смей смотреть на меня, как на незнакомца.