Цветок живой, благоуханный… (сборник)

– Я сама испугалась, подумала, что тону, – оправдываюсь я.

– В нашей луже захочешь, не утонешь, спасательный катер на берегу дежурит, – успокаивает меня бывалый моряк.

– А сколько стоит прокатиться на катере по заливу? – интересуюсь я.

– Час прогулки – 1000 рублей.

– А за час далеко можно прогуляться?

– За час на катере море переплыть можно.

– Нет, я лучше пешком. Пешком по морю полезнее, – решаю я.

– А устанешь, можно на велосипеде. На велосипеде дешевле, чем на катере. Один час – 50 рублей, – обнадеживает меня всезнающий собеседник и желает счастливой прогулки. Катамараны бороздят залив вдоль и поперек, но мне хочется поплавать, покачаться на волнах, чтобы было потом о чем вспомнить, что порассказать о своей азовской одиссее на зависть всем засидевшимся под Москвой друзьям и знакомым.

Купаться в Таганрогском заливе лучше всего в шторм. В этой мелкой гавани даже в самую шальную погоду можно смело доверяться волнам. Волны укачивают, убаюкивают меня. Ветер навевает строки стихов:

Я помню море пред грозою.
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам…

С той непогоды, воспетой гонимым в южную ссылку поэтом, прошли не годы, а века. Много воды утекло из Дона в море, и не одно поколение сменилось у Лукоморья, а волны все так же бегут бурной чередой, и кажется, все повторится: вот-вот мелькнет в гуще прибрежной зелени карета, молоденькая барышня с темными локонами, носящая поэтичное имя Мария, устремится к морю и начнет бегать за волнами, а смуглый юноша будет провожать ее восхищенным взглядом и шептать что-то ведомое ему одному.

– Куда все уходит? – думаю я о быстротечности времени, покачиваясь на волнах и вспоминая строки Гейне, обращенные к морской стихии:

Скажите мне, волны,
Чем жив человек,
Откуда пришел,
Куда уйдет?

Красная площадь Таганрога

Приехав впервые в Москву, вы никак уж не минуете Красной площади. Исторический музей, Мавзолей, Собор Василия Блаженного, Памятник Минину и Пожарскому – все это входит в обязательную экскурсионную программу для каждого вновь прибывшего гостя столицы.

В Таганроге есть своя Красная Площадь, не такая древняя и богатая памятниками, как главная площадь России, не такая многолюдная и шумная по праздникам, но кто знает, может быть, со временем к ее скромному памятнику будет стекаться гораздо больше народу, чем к пантеону вождей мировой революции. Надо очень любить и понимать Чехова и как художника, и как человека, чтобы создать, нет, не то, слепить, сработать, смастерить – все эти слова здесь не подходят, а вдохнуть, именно вдохнуть жизнь в камень, отсекая все лишнее в нем. Памятник Чехову, открытый на Красной площади Таганрога к столетию со дня рождения писателя, воистину чеховский, то есть в нем нет ничего вычурного, пошлого, помпезного. Перед вами еще довольно молодой, полный жизни и творческих сил человек. Присев в уютном скверике с записной книжкой в руке, он всматривается куда-то вдаль, как бы пытаясь, что-то разглядеть и понять в надвигающимся на Россию новом столетии. От памятника Чехову, как мне объяснили местные жители, ведет прямая дорога к дому-музею писателя. Как мне объяснили дорогу, куда по ней послали, туда я и пошла по своей доверчивости и легкомыслию, но очень скоро убедилась в том, что прямой путь не всегда кратчайший и что иногда он может завести в тупик. На мое бродячее счастье в глухом переулке мне встретилась женщина, которая очень толково объяснила, что в Таганроге, если тебя посылают прямо, нужно вовремя свернуть налево или направо, потому что прямо пройти невозможно. Благодаря своевременно оказанной помощи мне удается сориентироваться на местности и выйти наконец к маленькому опрятному домику на улицу Чехова. Впереди меня по дорожке ухоженного садика важно плывет «мама-гусыня» со своими «гусятами». Картина воистину трогательная. Всегда приятно видеть, как родители стремятся приобщить своих чад к отечественной культуре. Но я поспешила с выводами – узнав о цене на билеты, «гусыня» разворачивает своих «гусят» на 180 градусов и со словами:

«Лучше на эти деньги я вам пирожных накуплю», – уводит их от хлеба насущного. Они покорно следуют за своей мамой в надежде получить по пирожному за послушание. Мне жалко «гусят», немного обидно за Антона Павловича, но ничего не поделаешь: материнское слово – закон.