Цветы азалии дарят перед нежеланной разлукой (СИ)

Как не влюбиться, когда Даниэль делает для этого всё, что только можно? Намхён уверена, что он не специально. Просто так его воспитала мать вести рядом с девушками — как истинный джентльмен. Можно найти много причин, чтобы потерять интерес к Кану, но Хван их открыто игнорирует.

Она с самого начала знала, что Кан начал общаться с ней не потому, что она ему нравится или он хочет завоевать её сердце. Догадаться было довольно-таки просто.

Кану просто нужна тихая компания друзей. Сонун, Гуаньлинь и уж тем более Сону на эти роли не подходят. Парни шумные и скучные, с другими девушками опасно, потому что они не скрывают своего интереса к Кану (а ещё в тайне мечтают оказаться его человеком), Джиа немного грубая, а вот такая, как Намхён подходит идеально.

Ведь даже если Намхён и влюбится, то промолчит и сделает вид, что ей всё равно. Ей намного легче скрывать свои чувства и страдать в одиночестве, чем открыто говорить об этом.

— Долго я спал? — Хван дёрнулась от испуга, отчего Кан недовольно шикнул и поднял голову с колен девушки.

— Достаточно для того, чтобы мои ноги затекли, — Хван встала со скамейки и начала немного подпрыгивать, чтобы мурашки в ногах больше не кололи.

— Так что там с твоим китайским? — Кан хрустнул шеей и сложил руки на груди, взглянув на девушку.

— Нормально… вроде как.

— Тогда прочитай мне что-нибудь, а то я снова усну в тишине, — Кан достал телефон, разглядывая в отражении замазанный синяк. Взглянув вопросительно на девушку, он, наконец, озвучил вопрос, который был последним у него в голове перед тем, как уснуть. — Ты всегда носишь с собой тоналку?

— Просто надо постоянно замазывать тёмные круги под глазами, вот и ношу на всякий случай, — Хван усаживается рядом, но достаточно далеко, чтобы их колени не касались друг друга.

Даниэль молчит минут пять, слушая шуршание бумаг и тихое ворчание девушки о том, что ничего не разобрать в этом новом учебнике.

И потом, глядя на то, как полуденное солнце скрывается за грозными тучами, произносит тихо, словно пытаясь убедить в этом себя:

— Ты такая зануда.

***

Джинён стоит у края тропинки, прячась за стволом дерева и разглядывая новые кроссовки, которые ему подарила мать Дарим на прошедших выходных.

Он устало прикрывает глаза, когда вспоминает то проведённое время вместе с девушкой. Она липла к нему практически каждую минуту. Отставала лишь тогда, когда Бэ отлучался в уборную или ему звонили (уговорил Уджина звонить хотя бы каждые десять минут).

Дарим с отвращением и завистью смотрит на скрытый под пластырями рисунок. Она дёргала его за левую руку и переплетала пальцы, всё время проверяя носит ли он кольцо, которое девушка подарила ему год назад. Кольцо Джинён надел, но только перед этой встречей, как делал и всегда.

Бэ, поглощённый воспоминаниями о прошедших выходных, отдёрнул себя и посмотрел по сторонам. Напротив него располагался крупный парк с недавно подстриженным газоном, на котором некоторые молодые семьи устроили пикник, гуляли со своими детьми и выгуливали собак; влюблённые пары сидели под тенью деревьев; пожилые сидели на скамейках — царила такая умиротворённая, спокойная атмосфера. Настолько семейная, весь воздух был пропитан любовью во всех её проявлениях.

Джинён слабо улыбнулся, переведя взгляд налево, куда тропинка уходила вдаль, недалеко виднелся мост, по которому машины преодолевали реку, к нему навстречу шёл подросток, возможно, года на три младше Бэ, с собакой на поводке.

Тяжело вздохнув, Джинён обернулся на пару мгновений назад, разглядывая водную гладь, растянувшуюся на километры. За ней был тот же самый Сеул — большой, красивый, окружённый стеклянными высотками, живой.

И только взглянув направо, Джинён раскрыл свои губы в изумлении, потому что открывшийся вид так радовала глаз. Он часто гулял здесь — ему нравилась здешняя атмосфера. Всё было другим, нежели в торговых центрах или других парках. Здесь городская жизнь смешивается с природой. И Бэ не ощущал эту границу между людьми, чётко прочерченную самим же обществом.

Но сейчас он видел что-то новое. Кое-кого.

Джиа стояла в десяти метрах от него, в лёгком шёлковом платье, такого светлого голубого оттенка, что у парня создавалось ощущение — сейчас у неё появятся крылья за спиной, она воспарит в небеса и сольётся с небом; или прыгнет в воду и станет единым целым с морским бризом. Девушка держала в руках белую сумку и с поднятой головой любовалась деревьями, отделяющими её от другого конца Сеула.

Ветер встревожил ветки и лепестки мягко сорвались с них, вытанцовывая спиралями в воздухе. Джинён замер на месте, наблюдая за тем, как лепестки словно белоснежный волшебный снег (зима — его любимое время года) кружатся вокруг неё, как лучики солнца просачиваются сквозь щели в листве и попадают зайчиками ей на лицо, как она заворожённо, словно в замедленной съёмке, поднимает голову и следит за пушистыми облаками.

Джинён потерял дар речи. Ещё никогда Джиа не представала перед ним такой — изящной, красивой, почти волшебной.