Цветы азалии дарят перед нежеланной разлукой (СИ)

— Теперь ты довольна? — Джиа закрыла холодильник, перед этим вытащив клубничный йогурт.

— Вполне, — девушка видит, как отец закипает. Он злится, но почему? Разве не хорошо ли, что они встретились и поговорили, и он встал на её защиту. Что плохого в том, чтобы озвучить проблему прямо и без лишних слов?

— Что за манера такая — раздувать проблемы из пустяков?

Отец Джиа скрестил руки на своей груди, ожидая ответа дочери, но Джиа скривила губы от пылающей злости внутри и промолчала. Девушка знала, что у неё нет права возмущаться и начинать с ним ссору, потому что это отец; но так хотелось излить ему душу о том, как она чувствовала себя на самом деле в тот день, когда Он так беспринципно поцеловал её. Она отвела взгляд от родителя и поставила бутылку с йогуртом на стол.

— Спокойной ночи, пап.

— Подожди, я… Ладно, извини, я сказал глупость, — Джиа останавливается и медленно поворачивает голову.

Гордость в ней говорит, что стоит всё-таки уйти и тем самым показать, что чувства не пустой звук, и слова могут легко их задеть. Интересно, а можно ли словом сначала разбить чьё-то сердце, а потом попытаться склеить его обратно? Какие слова — какие чувства, вложенные в них — смогут залечить раны?

— Покажешь? — отец тянет к дочери свою руку и делает шаг вперёд.

Джиа, на мгновение взглянув в чужие глаза, сдалась и развернулась, мягко взяв папину руку в свою, ощущая тепло его кожи. Отчего-то стало так легко и спокойно; и вся накопившаяся злость в миг испарилась, когда отец провёл грубыми пальцами по рисунку и так мягко, совершенно по-доброму улыбнулся уголками губ.

— Это ведь не Минхён. Твоя мама иногда любит выдумать какую-нибудь ерунду, а потом верить в неё, — Джиа тихо посмеялась и вместе с отцом разглядывала одинокий бутон на пальце, который каждый день блестел, словно облитый горькими слезами.

На лепестках цвета индиго маленькими каплями сверкала роса, будто после мелкого слепого дождя. И с каждым днём они становились ярче и более осязаемо чувствовались на коже. Что они могут значить? От них у Джиа так тяжело на сердце. Ей становится так печально, когда она ловит их взглядом. И в школе они причиняют не только моральную, но и физическую боль, опадая с бутона и словно кинжалом царапая кожу. А после исчезают — их будто никогда и не было.

А потом появляются снова. Они когда-нибудь исчезнут? Или это будет вечно повторяться, пока… Пока Джиа, наконец, не поймёт, кто это?

Отец помрачнел, когда взглянул на дочь. В её глазах стояли слёзы, и она раскрыла губы в немом вопросе: «Почему я?».

— Попробуй вспомнить всё более подробнее, — отец поцеловал дочь в лоб и отправил быстрее спать, чтобы завтра встать пораньше и вместе нормально позавтракать.

Открывая дверь в свою комнату, Джиа подскочила на месте от шума. Взглянув себе под ноги, она увидела опрокинутое мусорное ведро, из которого высыпался мусор, подобно скомканным клочкам бумаг и фантикам от конфет. Сон уже придумывала всё, что скажет домработнице за то, что та не выбросила ничего, да ещё и передвинула его так, что так не заметила его, когда заходила в комнату. Встав на колени, чтобы вернуть всё на место, Джиа заметила жёлтый выцветший стикер, который внезапно приковал всё её внимание.

Именно этот стикер тогда оставила её сестрёнка под дверью после неожиданной встречи с Джинёном и…

Джинён.

Раскрыв его и стряхнув накопившуюся пыль с внешней стороны, она не спеша разгладила клочок бумаги и внимательно вглядывалась в слова. Сестрёнка бы не смогла написать это самостоятельно, потому что она не знает таких слов, и в принципе не знает стихов. Так, неужели это написал Бэ? И неужели об этом попросила сестрёнка? Зачем ей это нужно было?

Его почерк аккуратный, ровный — Джиа любуется. Её сердце внезапно пропускает гулкий удар и руки трогает дрожь. Сейчас почему-то то, к чему имеет отношение Джинён, принимает совершенно другой смысл.

Совсем другие ощущения.

«Кто назовет меня

В тон цвету, аромату,

Как я дал ей имя.

Я приду к той

И стану её цветком.

Ким Чунсу

по просьбе маленькой мисс Сон передаю послание будущей имениннице, которая родилась в день, когда всё цветёт».

Почему сердце так трепетно стучит в груди от того, что эти слова написаны Бэ и адресованы Сон?

Стоит вспомнить тот день и…

Джи­нён садится перед ней на корточки, заглядывает в лицо обеспокоенным взглядом. Его руки дрожат и на костяшках правой руки проступают сквозь мелкие царапины капли крови. Бэ трёт ладони о школьные брюки и мягко берёт дрожащие руки Сон в свои. По его телу пробегаются сотни мурашек, и сердце колит, словно вокруг сплелись колючие стебли цветов.

Джиа сидит перед ним, содрогаясь в подступающей истерике, и приглушённо плачет, потому что ей стыдно. Её щёки заливаются красными пятнами, слёзы скатываются вниз, и у Бэ внутри внезапно просыпается желание собрать все её слезинки и поцеловать в обе щёки, чтобы она перестала плакать.

Мгновение длится будто вечность, но Джинёну не хватает этого времени; те несколько секунд, что он ощущал её горячие ладони в своих, казались такими правильными, что из его головы вылетели все мысли.