Цветы азалии дарят перед нежеланной разлукой (СИ)

Даниэль — эгоист, и он в этом признаётся, положа руку на сердце. Его так задели эти слова Намхён, что он не в силах сдержать тяжёлый вздох. На его груди лежит словно что-то тяжёлое, будто уронили груду камней — грязных, тяжких, с острыми краями и неровной поверхностью, из-за которых на груди ссадины и царапины.

Они несут за собой тяжесть, от которой Даниэль понятия не имеет, как избавиться.

Намхён набирает побольше воздуха в лёгкие и на одном дыхании приглушенно произносит:

— Никого.

Кан невольно жмурится — весь его мир поплыл перед глазами, сверкая разноцветными прыгающими пятнами на темном полотне.

Он не верит ей. Даниэль не верит ни единому её слову.

Кан открывает глаза и заглядывает в её тёмно-шоколадные, словно ища там чего-то неизмеримо родного и тёплого, но всё, что он получает в ответ — холод и отрешенность.

Видимо, Намхён окончательно закрыла душу от Даниэля.

Видимо, всему — им — пришёл конец. Хотя сколько раз они думали, что больше никогда не сойдутся, но всё равно через некоторое время прибегали друг к другу.

Ему боль давит на гордость, ведь Даниэль понимает, что так не должно быть. Они никто друг другу, нельзя испытывать такое по отношению к чужим людям. Тогда почему так тянет? Почему так хочется коснуться её щеки и приласкать? Почему хочется поцеловать и увезти куда-нибудь?

Почему так хочется быть рядом с ней, когда она не его?

— Я знаю, что ты… не моя, — Намхён шумно сглатывает. Её уверенность надламывается, лёд даёт трещину. Она готова упасть к нему в объятия и никогда не покидать. Но держит себя в руках из последних сил. — Но я не могу отказаться от тебя.

Они стоят неподвижно. Смотрят друг на друга неотрывно. Словно ждут, кто первый сдастся.

Но оба стоят, как вкопанные. И только неизмеримая боль в глазах и тяжёлое дыхание обоих выдаёт их. Они хотят оба сделать шаг навстречу, так хотят взять друг друга за руки и сбежать. Но зачем?

— Ты отвратительный эгоист, — в сердцах шепчет Намхён, закрывая глаза. Даниэль кивает.

— Тебе ведь это никогда не мешало общаться со мной. И даже… влюбиться, — Даниэль с силой выдавливает из себя это слово, и лицо Намхён кривится в отвращении к самой себе. Она сейчас себя так ненавидит. Ненавидит эту потребность в нём. Ненавидит то, что он хочет считать её своей. Ненавидит всю эту ситуацию.

— Я так не могу, Даниэль. Мы чужие друг другу — уясни это. Нас больше ничего не держит рядом. Остановись. — Намхён отворачивается, и Даниэль понимает, что она хотела ответить.

— Пока не стало слишком поздно?

Да, пока не стало поздно. Потому что потом будет ещё больнее расставаться. Нужно сейчас — они оба это знают.

— Не уезжай. Я прошу тебя о чём-то в последний раз — не уходи.

По взгляду Намхён, устремлённому куда-то в сторону, и по легкой ухмылке на губах Даниэль понимает, что она останется. В корее, в сеуле. Ради него, хотя и Минхён, и Джиа уже смирились с той мыслью, что Хван улетит в Китай.

Даниэль понимает, что ему нельзя было этого делать. Ладно, если упустить некоторые моменты истории, то он всё равно не имел права так удерживать девушку рядом с собой.

Он ведь первый отказался. Кан первый бросил всё то, что было между ними, словно ненужный мусор. Он разбил Хван сердце, прекрасно зная, что оно уже было покалечено — очень сильно покалечено. Но он разбил его вновь на ещё более мелкие осколки — почти стирая в порошок. И теперь, когда Намхён набралась мужества и попыталась отгородить себя от боли в третий раз, Даниэль не даёт ей уйти.

Он просит её, давит на жалость, говорит о своих настоящих чувствах, чтобы знать, что она будет рядом. Они будут в одном городе, в соседних университетах, с общими друзьями — они будут, так или иначе, пересекаться. А значит, видеться. А значит, продолжать нуждаться друг в друге.

Значит, никто из них не откажется друг от друга. Это как обвязать вокруг своих запястий ленту и разойтись в разные стороны. Они оба знают, что никогда не вернутся к месту встречи, не обернуться назад, но чувствовать эту ленту на своей руке — лучшее, что могло случиться с ними.

Кан провожает Хван до дома брата и следит, чтобы девушка зашла внутрь. А затем стоит возле главных ворот, словно ожидая того, что она выйдет снова. Но Намхён не выходит.

Хван отказывается от Даниэля окончательно, но принимает решение не улетать. Она рвёт приглашение шанхайского университета и сжигает его в раковине, заперевшись в туалете. Девушка села на крышку унитаза и ещё долго смотрела в одну точку, не ощущая накатывающей истерики.

Она почему-то думала, что разрыдается, как и всегда, проснётся с опухшим лицом и красными глазами, но сейчас прислушивается к своему сердце и ничего. Оно молчит, будто раньше никогда не билось. Будто Намхён мертва, а мозг обманывает её иллюзиями.

Как тяжело. Как тяжело любить тех, кто нам не принадлежит. Ещё тяжелее — их отпускать. Но иногда так нужно, так будет легче.