Цветы для Чирика

Ему, Валентину Кудимову, бывшему знаменитому чемпиону СССР, бывшему знаменитому чемпиону мира, тоже в свое время предлагали простые, но существенные вещи. Брось бабу, например, предлагали ему. Тебе, бык упрямый, пруха светит, перед тобой пруха стоит. Чего упрямиться? Не упрямься. Нет никаких проблем. Надо спортивную базу? Будет тебе база. Хочешь учеников? У нас пруд пруди мускулистых тупых пэтэушников. Квартиру? Дачу? Автомашину? Да нет проблем, Кудима. Бери!

Мне многое предлагали, вспомнил он. Даже печь питерского крематория.

Впрочем, Валентин все это вспомнил без злости. Повыветрилась злость. К тому же, мне повезло, хмуро подумал он. Я хоть жив. А брат Серега убит. И Тоня убита. И друг Куделькина-младшего убит. Да и сам Куделькин, кажется, далеко не в форме.

Он фыркнул про себя – Дело! Разумеется, с большой буквы. Неужели и теперь еще покупают на это?

– Посмотри… – сказал он, пожалев совсем помрачневшего Куделькина. – Вон там, за столиком у окна… Там сидит человек с благородной сединой… Кто это?.. Сюда, кажется, не одни гомики ходят?..

– Не надо, дядя Валя, – равнодушно ответил Куделькин. – Я тут знаю многих. И этого типа знаю. Это Фельтон.

– Странная фамилия.

– Это не фамилия. Это кликуха. Грязная кликуха.

– И чем занимается Фельтон?

– Нарушает законы во всех доступных для него формах.

– Даже сейчас?

– Даже сейчас. Видите, как он колышется? Это потому, что он уже, наверное, немного нюхнул. Если Фельтона тряхнуть, дядя Валя, из него много чего высыплется. Но у меня сегодня другое настроение. Хрен с ним, с благородным Фельтоном. Пусть нарушает. А мы выпьем.

– Давай выпьем, – согласился Валентин. – Только не гляди на кавказцев. У тебя взгляд как кипяток. У них волосы вылезут от твоего взгляда.

Куделькин напряженно засмеялся:

– Хорошо бы их погасить…

– Ну да, погасить… – в тон ему поддержал Валентин. – А потом еще перебить посуду в баре.

– Может быть… – вдруг очень трезво и нехорошо произнес Куделькин. – Только не в моем городе… В моем городе мы перебьем посуду сами…

– Не заводись.

– Ладно… – совсем трезво сказал Куделькин. – Я все… Я пас, дядя Валя… Сегодня мне пить больше нельзя…

– Я сам вижу.

– Может, подымемся?

– А эти? – кивнул Валентин в сторону окна.

– Если они, правда, ходят за нами, нам от них сегодня не оторваться. Пусть ходят. Считайте, это наша охрана.

– Охрану можно бы и снять…

– Их нельзя бить, дядя Валя.

– Почему?

– Нельзя, – хмуро повторил Куделькин.

Они что, тоже из компьютерной фирмы? – хотел спросить Валентин, но пожалел Куделькина.

– Ладно, – сказал он. – Я удовлетворен ужином. Зови официантку. Только не предлагай ей руку и не оглядывайся на кавказцев. Если ты их не задерешь, мы выйдем спокойно.

Глава X Тактический гуманизм

4 июля, Новосибирск

Ночной подъезд был мрачен, как заброшенная шахта.

Пахло кошками. Мочой. Лифт не работал. В мрачном таинственном свете единственной стоваттной лампочки, почему-то темно-красной, как в фотолаборатории, прямо над головами смутно выделялась на сумрачной, тоже темно-красной и местами ободранной известке черная паукастая свастика.

Куделькин ухмыльнулся.

– Война…

Он все-таки здорово надрался. И настроение его гуляло вниз-вверх. Он то принимался рассказывать анекдоты, то замолкал, сопя и шумно отдуваясь.

– Лестничная война… Были войны Пунические, Столетние, а у нас лестничная… Но тоже столетняя… Не без этого… Свастику смывают, а она возникает снова… Как прорастает…

– Хулиганье?

– Да ну, дядя Валя… Я же вам говорю, война…

– Какая к черту война?

– С дедом Рогожиным.

– Что еще за дед?

– Ну-у-у, крутой дед… – протянул Куделькин, хватаясь руками за подрагивающие перила лестницы. – Считайте, почти ровесник Октября, а бегает будь здоров, хоть выпускай его на беговую сторожку… Член всех местных комитетов – от ветеранов войны до садового… Очень крутой дед… Его не дрожь, он сам кого хочешь достанет… До сих пор летом сам ездит на электричке на дачу… Правда, дачу свою по старинке называет мичуринским участком, так это не все ли равно?.. Копается в грядках, что-то такое выращивает, прививает… И все, представьте, растет у деда… Вот он и варит, и солит, и сушит… Очень крутой дед… Живет, кстати, прямо надо мной… Этажом выше…

Хватаясь руками за перила, произнося слова негромко, с паузами, с короткими придыханиями, иногда оборачиваясь на Валентина, Куделькин-младший добрался, наконец, до неосвещенной площадки четвертого этажа.

Здесь он остановился у окна и осторожно глянул вниз во двор.

Куделькин был пьян, но, кажется, он все помнил.

Это Валентину понравилось.

Глубоко внизу в сумрачном дворе, как в тусклом аквариуме, в свете единственного тусклого фонаря расплывчато шевелились неспокойные тени все тех же неутомимых ребят, что весь день шлялись за Куделькиным и Валентином. Бывший чемпион оказался прав – неутомимых ребят интересовал Куделькин. Именно Куделькина они водили по городу. Только теперь, доведя фигуранта до его собственного подъезда, неутомимые ребята впервые по-настоящему расслабились, закурили.

Куделькин ухмыльнулся.