Цветы для Розы

Если дело обстояло именно так, то тогда скорее всего запись о «Георге V» означала, что он должен был доставить туда меморандум в любое удобное для него время дня. По всей видимости, трудно было заранее определить, в какой момент и каким образом безопасней всего было произвести передачу документа. Но кто же в таком случае получатель? Тирен интуитивно чувствовал, что такой человек существует, и не мог не связывать факт его существования с тем человеком, который проявлял такой интерес к Петеру Лунду, что именно это, должно быть, и привело того к гибели. Человек с ожогом. Выходит, Вульф приехал в отель, встретился с человеком с ожогом, передал меморандум и что-то получил от него взамен? Разумеется, все могло быть именно так, но могло и не быть. Вероятно, Вульф и его партнер договорились о каком-то условном сигнале, означавшем, что все готово. И Вульф должен был оставить об этом записку. Тирен вспомнил рассказ расшитого галунами швейцара о том, как человек, подъехавший к отелю в такси, опустил стекло машины и передал письмо, которое по роковому недоразумению из-за неправильно расслышанного номера попало не в ту ячейку. Описание этого человека было достаточно расплывчатым, однако оно вполне могло подходить и к Вульфу, впрочем, как и к любому другому человеку. То, что он при этом говорил по-английски, вполне могло быть вызвано соображениями конспирации и свидетельствовало о том, что этот визит пытались тщательно скрыть.

Тирен встал и, подойдя к телефону, набрал номер Мадлен. Голос у нее был бойкий и доброжелательный, как всегда, даже если телефонный звонок заставал ее врасплох за формулированием заключительных строк делового письма. Он спросил:

— Ты не могла бы вспомнить, Вульф в понедельник все время находился в посольстве — не было никаких неожиданных отлучек, отъездов в город?

Она немного подумала.

— Не знаю. Мне, конечно, стыдно, но у меня вечером была назначена встреча с моим парикмахером. Это случается всего раз в квартал, и, как правило, я всегда свои уходы отрабатываю.

— Ладно.— Он положил трубку и, подумав, набрал номер Винге.

— Стен, ты не помнишь, в понедельник Вульф весь день был здесь или же ему надо было зачем-то в город?

Винге задумался, потом ответил:

— Он куда-то отлучался ненадолго около двух часов — сразу после обеда. Вернулся он, когда не было еще трех.

Тирен повесил трубку. Он открыл телефонный справочник, ту его часть, где были сведения о магазинах, полистал, нашел раздел «Цветочные магазины» и сразу увидел среди них «Цветы Ляпуш». Набрав номер, он тотчас же услышал ответ. Он начал:

— Мадам, это мсье Тирен, мы с вами уже сегодня виделись.

— Ах, да, да.

— Вы не помните, мсье Вульф не брал свою машину в понедельник часа в два — в три? — Он смущенно рассмеялся.— Ведь вы, насколько я могу судить, были, так сказать, персональным стражем его стоянки.

Она засмеялась в ответ.

— В понедельник? — переспросила она.— Нет, не думаю. Он, как правило, не пользовался машиной днем. Иначе я, конечно же, обратила бы на это внимание.

Тирен задумчиво опустил трубку. Похоже, что-то ему все же удалось выяснить, однако, с другой стороны, он не представлял себе, что это может ему дать. Ведь в конечном итоге ни портфель, ни меморандум, по-видимому, не имеют прямого отношения к главной проблеме — кто и почему убил Виктора Вульфа? То, что они пропали еще в понедельник, похоже, делало их связь с убийством еще более призрачной. И все же. Он сумел нащупать точки соприкосновения между судьбами Лунда и Вульфа, и странно было бы, если бы это объяснялось простой игрой случая.

Тирен чувствовал себя необычайно возбужденным. Мысль работала стремительно. Он решил позвонить Бурье. Как обычно, тот сразу же снял трубку:

— Бурье слушает.

— Это Тирен. У меня есть идея. Я бы хотел встретиться и кое-что уточнить.

Комиссар рассмеялся, не скрывая своего удовольствия.

— Я как раз собирался звонить тебе. Мы нашли портфель. И взяли человека, у которого он был. Как видишь, мы работаем.

Тирен рассмеялся в тон ему, зная, что, наверное, это звучит слегка самонадеянно. Он сказал:

— Да-да, я так и думал, что вы его нашли. Так когда же мы сможем поговорить?

Комиссар буркнул:

— Завтра. Приезжай ко мне сюда к одиннадцати.— И предостерегающе прибавил: — Однако на чудо не надейся. До ясности тут еще далеко.