Цветы корицы, аромат сливы

С того времени, как Сюэли услышал байку Сереги Малышева, его не покидало огромное беспокойство. Чтобы как-то заглушить его, он погрузился полностью в окружавшие его повседневные дела. Он привык полночи кочевать от костра к костру: Воткинск – Казань – Ижевск – Колпино – Архангельск – Вологда, – и засыпать в чужих палатках, а утром на раскоп. Однажды он до глубины души поразил Лешу, что произошло при следующих обстоятельствах: Леша вернулся в сумерках в лагерь, под тентом у поленницы возился кто-то из дежурных по лагерю, в капюшоне и к нему спиной.

– Ну, че, как, какие дела-то тут? – спросил Леша.

– Там бронницкие лосили, нащупили воронку, копнули – наши, хабар в хорошем сохране, черепа отдельно лежат, видать, черные воронку бомбанули. Кораблев сказал, завтра мы на нее идем, потому что сегодня у нас всё по нулям, весь день лосили, одно железо, – сказал дежурный.

В этот момент Леша подошел ближе и понял, что это Сюэли. Сказать, что он обалдел, – значит не сказать ничего. Сюэли как-то произнес это все без малейшего акцента.

Вечером в палатке Сюэли сказал:

– Знаете, ребята, так странно: надо возвращаться уже скоро, дел по горло, но вот я с Серегой договорился заскочить к нему в Тихвин, вроде какое-то продолжение экспедиции, и как-то я не мыслю себе ее окончания, иногда такое чувство – просто вот невозможно, абсолютно невозможно уехать.

– А залипнуть в поиске очень легко, – засмеялся Леша.

– Ваш покорный слуга в девяносто третьем году именно таким вот образом вылетел из института, – сообщил из темноты Санек. – После майской экспедиции во Ржеве «че-то вдруг накатило» съездить еще и в Тихвин, потом, уже в августе, – снова во Ржев, тут незаметно как-то сентябрь… а ну его, институт этот, рвану-ка я еще в Тихвин, ребята из отряда, с которыми весной копал, позвали к себе, потом в Ошту – там недалеко, всего верст двести, а потом в Подольский архив на три недели, а там и 9 декабря – день освобождения Тихвина, подъем времянок и большое захоронение… Декан не понял… Зато ротный понял.

– Поиск затягивает. Отсюда очень трудно возвращаться, нужно что-то очень значимое там, куда уезжаешь: любимая работа, семья… Иначе просто нет мотивации прерывать свою жизнь в поиске. Жизнь – она тут, а между экспедициями – накопление ресурса для следующих выездов. Но у тебя правда до фигища дел в Москве. Так что не волнуйся – вернешься. Я тебя сам за шкирку отсюда уволоку, – пообещал Леша.

Потом было девятое, и захоронение бойцов, и Череповец устроил роскошное фаер-шоу с тамтам-сопровождением, и так завершилась в тот год Вахта Памяти. А потом в жизни у Сюэли случился первый опыт чудного запоя в обществе друзей-поисковиков.

Когда Сюэли открыл глаза, он совершенно ничего не помнил. Ощущения во всем теле были очень странные. Снаружи, у входа в палатку, стоял Саня.

– А… что произошло? – спросил Сюэли. Он чувствовал, что ответ едва ли его обрадует.

– Ничего. Приобщился маненько к русским традициям, – сказал Саня.

– Э? – только и сказал Сюэли. И голос был какой-то чужой, ненормальный, да и голова была как бы отдельно.

– Ну, сын там у одного из наших родился, потом – начало отпуска… Отметили слегка.

– А какое сегодня число?

– Первое. Июня.

Сюэли, с огромным трудом уже вставший на четвереньки и закрепившийся в этом положении, мгновенно снова потерял это преимущество.

– Ну, а чего? Печень здоровая – три недели выдержал.

– А где Леша?

– Так Леша в Москву уехал… неделю назад. Он должен был там играть какого-то… орка, гоблина… а, скинхеда… типа предводителя скинхедов, вспомнил, в спектакле. Он и уехал.

Сюэли застонал. Постепенно он начал понимать, что двадцать пятого числа был капустник и он не вернулся к спектаклю.

– А почему Леша меня не… не забрал с собой?

– Он тебя разыскал тогда, перед отъездом. Что было, кстати, непросто, потому что ты был в деревне, в хрен знает какой. Но ты вообще никакой был в тот момент. Вообще без чувств. Ну, Леша сказал, что все ерунда и он поедет без тебя. Ну, какая разница, сколько там этих орков. Одним орком больше, одним меньше… не переживай ты так.

– Я должен был играть… главного положительного героя, – с трудом выдавил Сюэли. Масштаб бедствия потихоньку начинал разворачиваться у него в уме.

– Ну, вот что, главный положительный герой: ты спокойненько доползи сейчас до умывальника и умойся.

– Не-не-не, мне надо звонить. Мне срочно надо позвонить. Как вообще со мной могло это случиться?

– Это бывает… Потом, после бала, конечно, тяжко… Но в процессе ощущение времени летит на хрен. Вот так скажет кто-нибудь: «А давай еще к одному корешу забредем!» – минус сутки из жизни… Потом: «Сын родился! Пьем!» – еще дня три-четыре. Потом – «Тяжко-то как! Пивасика бы…» – ну, и еще дня два… Трезвак – выкуп – «за свободу!» – еще два дня…

Сюэли очень внимательно выслушал эту сводку с полей сражений. Ей, судя по всему, предстояло заменить его собственную память, потому что сам он не помнил ни-че-го, ну вот ничего совсем.