Вечер знакомства удивительно сплотил четвертую группу начального этапа обучения. Чжэн Цин, Лю Цзянь и Минцзюань встали плечом к плечу, и Чжэн Цин начал угрюмо и сосредоточенно:
– Луна над Тян-шанем восходит, светла, и бел облаков океан…
Все это звучало пока довольно безмятежно.
– И ветер принесся за тысячу ли сюда от заставы Юймынь.
– …С тех пор как китайцы пошли на Бодэн, враг рыщет у бухты Цинхай, и с этого поля сраженья никто! домой не вернулся живым, – очень твердо сказал Лю Цзянь.
– И воины мрачно глядят за рубеж – возврата на родину ждут, – выразительно намекнул Цин.
– А в женских покоях как раз в эту ночь бессонница, вздохи и грусть, – лирически закончила Шао Минцзюань, заведя к небу глазки.
После этого Вэй Сюэли спокойно вышел, отряхнул рукав свитера и сказал:
– «Проходя мимо винной лавки». Ван Цзи.
Со стороны русского переводчика это действительно была удача. Ван Цзи даже, вероятно, не подозревал о возможности такой заоблачно длительной жизни и долго гремящей славы.
Пока никто не успел ничего сообразить, Саюри припечатала все это своей лягушкой.
И сейчас же после этого иранский студент Моджтахеджаберри со своим Саади, Хафизом, розой и соловьем пролил на все это такой елей, который удачно растекся по аудитории и как-то дипломатически смягчил все острые углы, абсолютно все.
«Персидская поэзия, – сказал об этом Ди, – в большей степени поддаётся переводу». Оставим это спорное высказывание на его совести.