Цветы мертвых. Степные легенды

Но как она проглядела? Когда он успел? И она ничего не знала! А теперь, может быть, уже нет Янека… И Броине стало страшно. Она оглянулась, и только теперь заметила, что уже наступила ночь и луна высоко поднялась над Альпами. Броина потеряла и тропинку, по которой до этого шла. Брела прямо на скалы. Позади шумела Драу.

Теперь она вышла на широкую просеку, по которой рубщики спускают лес вниз, прямо покатом. Идти стало еще трудней среди корявых пеньков и сваленных деревьев. Наконец и просека окончилась, и Броина вышла на какую-то узкую дорогу. Дорога вилась все выше и выше. И Броина все шла. Падала, спотыкалась и снова шла, вся избитая о камни, пеньки и неровности дороги.

Наконец, добралась до какой-то скалы, где дорога оканчивалась, переходя в узенькую, вьющуюся вокруг скалы тропинку. Броина пошла по ней. Казалось, она забралась так высоко, что здесь ее никто не достанет. И неожиданно вверху, под самым небом – черный огромный крест. Прямо перед ней! Пришлось уже карабкаться вверх и руками, и ногами.

Близость креста прибавила ей силы. Словно этот крест был ее целью. Тут уж никто не достанет. Крест – это ее спасение от того страха, что живет там, внизу, в долине Драу…

Но вот и крест. Броина дотронулась до него руками, обняла его, припала к нему, как к единственной защите. Ей показалось, что, она сделала что-то большое. Сделала все. Дальше идти некуда.

Под нею расстилалась прикрытая дымкой долина Драу. Река, поля, леса, деревушки, костелы… И ни один звук не доносился сюда снизу. И лишь как будто совсем близко сверкал огонек. «Это домик лесника», подумала Броина. «А хорошо наверно там»… Броина почувствовала, что ей становится прохладно, и вдруг нестерпимо захотелось спать. Прислонилась на миг к кресту головой, опустилась к его подножию и мгновенно заснула. И, как в детстве, почудилось ей, что стала она легкой, деткой и полетела над скалами под самой луной… Захватило дыхание… Броина проснулась…

Старый лесник уже собирался спать и запереть двери, да так и замер, услышав страшный крик, пронесшийся над бездной и многократным эхом повторившийся в горах. Mein Gott! Еще никогда в жизни не слыхал он такого крика отчаяния. «Бедная душа!.. Что делается на белом свете!..»

И старик долго стоял, опустив голову. Наконец, снял свою шляпу, перекрестился и закрыл дверь. Огонек потух в избе. Наступила такая тишь, словно жизнь остановилась… Под луной дремала долина.

Чудные ночи в Тироле на Драу…

«Русская мысль», Париж, 26 сентября 1952, № 488, с. 7; 1 октября 1952, № 489, с. 6-9.

Сухие раины

Станица Песчанная спускалась к Донцу пологой улицей, изрытой дождевыми промоинами посередине и поросшей по сторонам красноватым бурьяном. Над убогими хатенками гордо возвышались стройные зеленые раины.

Дом Ракитиных стоял направо по главной улице, тоже, как и боковые, изрытой промоинами и поросшей бурьяном и ни чем от них не отличавшейся. Целые цыплячьи выводки укрывались в них от надоедливых степных ястребов.

Кроме свиней и телят, никаких прохожих по улицам не было. Разве только в праздник, после церкви, пройдут прихожане, расходясь по домам, по кабакам или в чайную.

В тот год осень стояла сухая и теплая, словно предвещая морозную зиму, и бабы целыми днями стрекотали по левадам, собирая обильный огородный урожай.

С севера наступали красные.

Вместе с дезертирами с фронта приходили нехорошие вести, а по ночам, когда затихали дневные шумы, издали доносились глухие отдаленные гулы артиллерийского боя… Почти в каждой хате кто-нибудь был на фронте и поэтому почти в каждой хате готовились к отступлению вместе со строевыми частями: варили, солили, укладывались. Жена подхорунжего Ракитина тоже готовилась и только поджидала мужа, что вот-вот приедет вместе с другими и заберет ее с ребятишками. Тоже варила, пекла и солила, и погрузила на высокую арбу целый ворох вещей и привязала к арбе корову с теленком.

Но прискакали отступающие казаки, а Ракитина с ними не было. Побыли в станице немного и умчались.

А когда один молодой веселый казачонок проскакал мимо ракитинской хаты, окликнула его Ольга, жена Ракитина, и спросила, не видал ли он ее мужа, вахмистра Ракитина? Казачонок под веселую руку возьми и брякни ни с того, ни с сего, красивой казачке:

– Который Ракитин? Энто с усами что ли?

– С усами, с усами, он самый – доверчиво ответила Ольга на шутку казака, забыв, что в те времена все вахмистры были с усами.

– Усатый?! Ну-у, так той любушку сабе подцапил из Воронецких мужичек, толстая как казан… – Сбрехнул и ускакал, стегнув своего горячего меринка и помчался догонять своих, не думая, какого он дела наделал. Баба сгоряча и поверила: – Любушку нашел?! Так вот ты какой значит, вахмистр Ракитин есть?.. Так на тебе, на! На! На! Вот! – И из уложеной по хозяйски арбы полетели на землю мешки, полные смальца, сала, корзины с домашним барахлом, подушки и прочая бабья утварь вместе со снедью заготовленной на несколько недель.

* * *