Цветы мертвых. Степные легенды

Дед следил за работой Бодрухина так внимательно, словно он был хозяин, а тот батраком, а главное то, что дед Павло был давно сердит на Бодрухина. Два года назад дед умышленно загнал в просторный бодрухинский баз своего телка попастись. Бодрухин, ни слова не говоря, выгнал телка за ворота. – Ишь ты, хозяин, – Живет на чужом базу и ешшо распоряжается. Да ешшо и бесплатно. – Проворчал тогда дед Павло. И затаил на Бодрухина злобу.

Бодрухин, как сельский учитель, имел бесплатную квартиру с отоплением и освещением. Из коммунального резерва. Внук деда Павла, тоже учитель той же школы, как сын собственника получал только керосин и дрова, но права на квартиру не имел. Не мог дед Павло простить ни советской власти, ни Бодрухину такой несправедливости.

Теперь, когда он направился к Бодрухину и с подходцем начал было разговор о своих правах на упавший кусок дерева в его двор, заранее предрешая вопрос в свою пользу, с твердой решимостью не уступать своей позиции, получил спокойный ответ: – Берите, Павло Савельевич, не зря же вы ночами дежурили у окна и караулили. Дед Павло даже не понял колкости, а просто опешил от такой щедрости. – Ведь без малого четвертуху дерева отваливал мне Бодрухин, так, ни за что, ни про что. – Пробурчал он в редкую бороденку. Потом, успокоившись, рассудил, что верхушка, как и все дерево, не его, Бодрухина, а прежнего хозяина, давно уже сгнившего на том свете. И опять же по-своему рассудил: – Оттуда она и доброта. Не свое добро, одним словом, а бабе на растопку годится. Раина-то она малостоящее дерево.

Но приличие требовало отблагодарить за добро, и Павло предложил помочь по уничтожению оставшегося после раины пенька. Он взял зубило в руки, присел на корточки, отвесив мотню штанов до земли и отворотив нос в сторону, стал держать зубило, а Бодрухин изо всей силы принялся колотить по нему обухом.

Но тут с дедом Павло случилось что-то странное. Пока он держал кусок толстой холодной стали, приятно ощущая его холодок, собственническое чувство владения столь драгоценной вещью, в его сознании все более и более утверждалось вместе с мыслью, что зубило не Бодрухина, а его, деда Павла. Что Бодрухину оно ни к чему. Зачем учителю зубило? И потому, окончив работу, он преспокойно сунул зубило в прореху подштанников и придержал ладонью.

Бодрухин быть может бы и заметил исчезновение своего зубила, но тут подошел цыган Николай, считавшийся убитым на войне. Появление Николая было столь необычно, что оба и дед и Бодрухин, бросив работу, принялись расспрашивать Николая.

– Спущает немец домой всех. Не задерживает. – Рассказывал Николай. И не успел он еще рассказать многого, как по улице прошел сын соседа портного Володина, а за ним и внук Павла Петро, подошел к разговаривающим и поздоровался с дедом.

Деду бы уйти сразу, пользуясь появлением внука, но он потерял момент, благодаря любопытству. Хотелось узнать побольше, о том, как немец обращается с пленными. Его сын, отец Петра, Никифор, тоже был на фронте.

Наконец наговорившись, и наслушавшись бесконечных повторений об одном и том же, Бодрухин собрав инструменты, собрался и сам уходить, но медлил, разыскивая что-то в щепках. – Что вы ищете? – Спросил его Петро. – Да вот только что было зубило, а теперь нет, – ответил Бодрухин. – Какое зубило, чье? – спросил Петро. – Не иначе как цыган упер его. Энто такой народ, что ни коня, ни кузнечного струмента не упустить, обязательно упреть. – Такая вредная нация, – пробурчал дед Павло. – Какое зубило? – спросил еще раз Петро, подозрительно оглядывая своего деда. – Известно какое. Зубило, да и все. Абнакновенное! – рассердился, почему-то дед Павло. И собрался уходить.

– Вы, деда, случаем, не того, а, зубило не прибрали? – спросил его внук, помня еще с детства дедовы хозяйственные замашки. – Да на што оно мне, что я зубилов что ли не видал? – ответил пока еще спокойно дед.

– Чего же это у вас так портки оттянуло, а? – спросил снова внук. Но дед уже пойманный на месте, стоял на своем и ни за что не сдавался. Он решил видимо, перевести все на шутку и рассмеявшись и оскаливая беззубый рот, сказал: – Известно отчего… хе…

– Нет, деда, это не то, а лучше-ка давайте его сюда! – И Петро без стеснения залез в дедову мотню и извлек оттуда зубило. Дед неожиданно вспылил и наговорил кучу грубостей внуку, наконец, плюясь слюной и хрипя от злости, рявкнул: – Ну и неси его сам! Неси! А я не понесу!… Ну и внуки бесхозяйственные пошли, не дай Господь! Ведь энтому зубилу цены нет. Настоящая, первеющая сталь… Весу в ем не мене пяти кил будет… Целое богачество. И в хозяйстве клад просто. А на што оно ему, учителю?.. Жди, когда ешшо другая раина упадеть… а оны ишь растуть и растуть, и вовсе не сохнуть…

– Сохнут, деда, сохнут. Скоро попадают все и эта, что вы ждете, тоже упадет скоро. Вот лучше скажите мне, мама сказывала, что на прошлой неделе как керосин учителям давали, вы ходили за керосином для нас и для Бодрухина? Почему переполовинили? Нам семь и ему семь, а вы себе десять оставили…

– Да откель тебе знать это? Тебя тут и вовсе не было?