Цветы на нашем пепле

– Но ведь там миллионы бабочек! – ужаснулся Лабастьер.

– Но там же и ОН, – возразил думатель.

– Ты хочешь, чтобы я взял на свою совесть ответственность за такое безумное решение?

– Пусть оно будет на моей совести. Ты же должен думать только о безопасности своих подданных.

– Почему же тогда ты обратился ко мне?

– Потому что только рука одного из Лабастьеров может оживить корабль. А мне с этим не повезло, ты ведь знаешь это не хуже меня… И кто-то еще должен прикрепить к моему надлобью обруч мнемодатчика управления.

– Эта идея чудовищна…

– Мир Земли болен. Мы не в силах его излечить. И когда-нибудь эта болезнь доберется до вас. Вы – вывезенные оттуда здоровые ростки… А «гнилые корни следует отсекать», – гласит ваша же пословица…

– Ты предлагал то же самое моему отцу, моему деду?..

– Нет, – поколебавшись, отозвался думатель. – Но не потому, что я не додумался до этого раньше. Просто тогда мне было что терять. Я был молод. Но не сейчас. Так что, решайся… Ведь, когда я умру, такого шанса у тебя не будет…

– Никто! Никто не в праве принимать подобные решения! – воскликнул Лабастьер так возбужденно, что ему даже показалось, что произнес он эти слова не мысленно, а вслух.

Но нет, слуховая память подсказала ему, что ничего, кроме легкого покрапывания ночного моросящего дождика, он на самом деле не слышал.

– Оставь меня, – попросил он. – Дай мне отдохнуть.

Думатель не отозвался. Но не почувствовал Лабастьер и характерного облегчения, которое всегда испытывал в тот миг, когда тот покидал его. Однако, взбудораженный беседой, он не обратил на это внимания, а поднявшись с кресла, прошел из библиотеки в спальню и вышел на веранду.

Если бы не повышенная влажность, он бы обязательно полетал в ночном небе, чтобы успокоить расшалившиеся нервы. Но хватало и ночной прохлады, остужающей его тело.

Дипт и Дент, войдя в фазу полнолуния, отчетливо освещали столицу. Как любит он этот мир! Какими чуждыми и враждебными рисуются ему прочно сидящие теперь в его памяти земные картины.

Город маака – бесформенное нагромождение тысяч полупрозрачных сфер, соединяющихся между собой переплетением труб-коридоров, с обугленными и обезображенными кислотами пиками сторожевых башен… Город махаон, словно уродливая опухоль вздувшийся над поверхностью земли зеленой полусферой изорванного, обвисшего нелепыми лохмотьями флуонового купола… Отвратительные зловонные подземелия приамов…

– Позволь мне сказать тебе еще только несколько слов, и я исчезну, – вновь влез в его мысли думатель.

– Говори, – разрешил король, испытывая досаду от того, что не замечал в себе его присутствия.

– Когда-то давно, уничтожив свой мир, бескрылые надеялись продолжить себя в нас – искусственно созданных ими существах. И это им почти удалось. Почти! Они допустили ошибку, сделав бабочек предрасположенными к телепатии. Думатели у маака, бессрочники у махаонов… А в конечном итоге – ОН, существо в тысячи раз более страшное, чем убитый тобой т’анг. Мир бабочек двигался к самоуничтожению даже быстрее, чем мир бескрылых.