Цветы на пепелище (сборник)

Гоняя по берегу реки, собирая цветы, мы придумывали множество разных игр, выбирая, конечно, те, в которых мог участвовать и Рапуш. Но у детских игр есть только начало, а конца у них никогда нет... потому что продолжаются они в наших снах и до самого конца жизни так и остаются неоконченными.

Однажды в полдень мы с Рапушем решили искупаться. Но вода в реке оказалась такой леденющей, что мы мигом выскочили на теплый от солнца берег, выбивая дробь зубами.

Насиха сидела в густой траве и плела венок.

— Зачем тебе этот венок? Может, решила стать невестой? — засмеялся я.

— Ага, невестой... — озорно сверкнув глазами, улыбнулась девочка и вдруг вскочила. — Слушай, Таруно! Давай устроим свадьбу!

— Ха, свадьбу! Какая же может быть свадьба без сватов, без зурны и без бубнов?

— Да не надо никаких сватов, никаких бубнов! — загорелась Насиха. — Музыкантом будет Рапуш, ты — жених, я — невеста. Давай, Таруно!

В такую игру мы еще никогда не играли. Интересно, что получится?

— Вы пока готовьтесь, — сказал Рапуш, — а я за это время постараюсь придумать какую-нибудь подходящую песню. Я ведь не знаю ни одной свадебной песни.

Мы быстро доплели венок из цветов, и я возложил его на голову Насихи. Потом сломал несколько веток вербы и украсил им дырявый наряд своей «невесты» — получилось «белое свадебное платье». Ожерельем послужил другой венок, сделанный из клевера.

— Невеста наряжена! — крикнул я Рапушу. — Можно начинать.

Насиха осталась стоять на том же месте, а мы с Рапу-

106

тем отошли на несколько шагов от нее. Свадьба должна была выглядеть по-настоящему, и поэтому без лошадей и без сватов не обойтись. Кроме того, невесту надо было взять из родительского дома.

Я гордо уселся на своего «коня» — на самую обыкновенную палку. Рапуш, наигрывая на скрипке, двинулся за мной, и мы отправились за «невестой». Застенчиво наклонив голову, «невеста» терпеливо ожидала, когда подойдет к ней «жених» и попросит ее руки.

Поцеловав мне руку, «невеста» повернулась к Рапушу и сказала:

— А теперь играй и пой. Это дом невесты.

— Да я еще и песню не придумал... — оправдывался музыкант. — Может, спеть какую-нибудь другую, не свадебную, а?

— Давай любую, не все ли равно! — распорядился «жених».

Но едва Рапуш провел смычком по струнам, как со стороны сарая донесся голос тетки Ажи. Она так истошно вопила, что мы даже вздрогнули: не случилось ли какой- нибудь беды?

— Насиха!.. Насииихааа!..

Позабыв про только что начавшуюся «свадьбу», мы стремглав бросились к сараю. A-а, вот оно что! Оказывается, весь наш скарб был уже на повозках. Значит, опять в путь!

— Куда мы поедем, папаша Мулон?

На этот раз мне было страшно обидно, что приходится покидать эти славные места — луга, речку, игры. И все казалось, что нигде не сыщешь такой прекрасной и радостной весны, как здесь. Недаром мне полюбились эти края, и без них, наверно, будет скучно.

Ответ папаши Мулона был крайне прост:

— Нам велели освободить сарай. Говорят, придут мастера, починят его, а потом сложат здесь сено. Ну, а мы — куда глаза глядят...

107

...Нет в этом мире ничего более неопределенного, чем цыганские судьбы. Знаешь только, откуда идешь, а куда идешь, где будешь нынче вечером и где завтра — этого никогда не знаешь. Неторопливо, размеренно плетутся цыганские кони по бесконечным белым лентам дорог. Если одна из них перекопана канавой, поворачивают на другую; если же и другая перегорожена, едут по третьей. А переменчивое небо — то голубое и ясное, то хмурое и темное — все стелется над головой, словно вечная крыша.

И побрел наш грустный караван вдоль полей. По обеим сторонам дороги — хлеба, цветущие маки, кусты можжевельника, тополя, на макушках которых распевают свои песни птицы; нет-нет и блеснет под солнцем ручей, весело журчащий в высокой траве... Необозримый простор зовет к странствиям, и словно уже неважно, куда мы идем и почему мы идем. Важно только одно: идти и

идти...

Но как ни велик этот таинственный и зовущий к себе мир, есть в нем знакомые, дорогие тебе места, где провел ты когда-то дни и ночи, пережил незабываемые минуты. Вот такие-то места всегда снова манят к себе своими былыми, но неувядающими надеждами, желаниями и вечно живыми воспоминаниями... И когда мы подошли к старому, расшатанному мосту, висящему над рекой словно рыба, от которой уцелел один только остов, что-то теплое шевельнулось в душе и передо мною открылся знакомый пейзаж — луга, ивы, далекие куполообразные кроны деревьев, за которыми виднелась деревня. На глазах старика блеснули слезы, я это заметил, но ничего ему не сказал. Я только боялся, как бы он не свернул в сторону или не сказал: ¦Едем дальше!»

Когда старый, жалобно скрипевший мост остался позади и мы оказались на другом берегу реки, я увидел большую раскидистую иву; знакомый берег, где рыбачили мы с папашей Мулоном; луга, по которым мы бегали с Рапу- шем и Насихой; золотой песрк, из которого строили башни

108

наших грез; лужайку, где белая кобыла Белка подарила нам огненно-рыжего жеребенка.