Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

До распада Советского Союза такую хипповскую «кашу» терпели как церковь, так и сами хиппи. Карьера в официальной церкви была закрыта для таких своенравных личностей, как хиппи, потому что для рукоположения требовалось разрешение КГБ. Хиппи держались в стороне как религиозные аутсайдеры вплоть до того момента, когда перестройка изменила церковную политику. Карьера Рыбко — пример того, как новые времена изменили хипповское сообщество. Сергей вскоре сделал выбор между церковью и своими друзьям-хиппи — и не в пользу последних, хотя продолжал с ними общаться, поскольку сам изначально обрел духовное пристанище в Христианском семинаре Огородникова. После встречи со Скроботовым в 1978 году Рыбко начал работать при монастыре Оптина пустынь, все еще оставаясь активным участником Системы. Оптина пустынь в Калужской области была обозначена на хипповской карте еще с тех пор, как Миша Павлов, друг Васи Лонга, хиппи из солнцевской Системы на Пушке, работал там в качестве реставратора, привлекая в монастырь все больше людей — поначалу для физических работ, а затем и для духовного общения. Став в 1989 году дьяконом, а в 1990‐м приняв монашество и сан священника, Сергей Рыбко организовал лагерь в так называемой Долине любви недалеко от монастыря, где крестил своих друзей в ближайшем озере и играл у костра на гитаре песни «Дип пёрпл»[706]. В начале 1990‐х его перевели в Москву, где первое время он работал с молодыми людьми, выселенными из сквотов. До своей смерти он был известен как «священник-панк», хотя, по его словам, его хипповская дорога и православная скоро разошлись:

В 77‐м году я встретил Литауруса, потом Сашу Художника и прочих, а вот уже в 78‐й год летом был Костя [Скроботов], с осени я уже стал постоянно общаться и в храм ходить каждое воскресенье, подстригся после Пасхи 78‐го года, нет, 79-го… Им это не понравилось, когда я подстриг волосы, сказали, ты теперь <нрзб>, знамена сложил. Я один раз их подстриг, потом в жизни не подстригал ни разу. <…> Я подстриг в послушание для Кости, это был акт такой проверки, насколько я готов далеко идти. И с тех пор я их не подстригал ни разу. Уже 30 лет прошло. Не то чтобы связи (с хиппи) не было. Во-первых, постоянно общался с Пушкино, с Андреем. Я к ним заходил в гости. Иногда в кафе «Вавилон» забредал, но там уже как-то надо мной немножко смеялись. Потом и не было времени особо в Москву ездить. Я уже стал каждый день ходить в храм, там уже стало ни до чего[707].

Ил. 54. Религиозные символы и ритуалы были неотъемлемой частью летних лагерей хиппи, Витрупе, 1978 год. Страница из фотоальбома В. Стайнера (его личный архив сейчас утерян)

Хотя многие из сверстников позже последовали его примеру, стали верующими и воцерковились, то, как он описывает свою работу с поздним поколением хиппи, показывает более глубокую пропасть между контркультурой и православной церковью, чем это отображает миф о «панке-священнике»:

И вот где-то в 90‐е хиппи поехали в [Оптину пустынь], такие, уже постперестроечные, и они поражали своим цинизмом. Они больше анекдоты травили. Хотя какие-то духовные поиски были кое у кого. Но очень было много циничных людей, которые я не знаю, что там делали. У нас вот даже матом не ругались никогда, это не было принято. Это как протест: вот пусть совки эти там ругаются, а мы не будем[708].

Хиппи из других союзных республик скептически относились к увлечению своих русских друзей православной церковью. Андрес, друг Кеста, иронично заметил: «Православная церковь — это хорошо поставленный спектакль» перед лицом «робких попыток пипла доказать свою личную причастность к альтернативному советскому идеологическому полю духовности». Согласно Кесту, его прибалтийские друзья искали спасение в небольших протестантских церквях и приходили к такому выводу:

…все происходившее там резко отличалось от привычных большинству русских хиппи норм православного богослужения. Во-первых, здесь во время молитвенных собраний иногда выступали известные деятели рок-культуры, в том числе Рейн Раннап, основатель известной группы Ruja. Да и вообще, молитва под аккомпанемент бэнда — это уже почти американские спиричуэлс! Во-вторых, выступавшие с трибуны прихожане, в том числе и русскоговорящие, порой несли такую антисоветчину, что даже видавшие виды питерские тусовщики угорали до «не могу». Некоторые люди из Питера стали даже специально регулярно приезжать в Таллин на эти собрания, как раньше приезжали в «Притсу» на танцы[709].