– Ты права, моя дорогая! У меня было тоже намерение отправить его в столицу с подарками наставнику Цаю, но я не решался. Ведь он только что в Ханчжоу ездил. Я уж хотел было Лайбао послать, но раз ты не против, я его и пошлю, а вернется, дам ему тысячу лянов и отпущу на пару с приказчиком в Ханчжоу, пусть торговлю шелками заведет. Как ты думаешь?
– Вот этого-то я и хотела, – поддержала его обрадованная Хуэйлянь. – Только дома не оставляй. Пусть его конь отдыха не знает.
Рядом никого не было, и Симэнь обнял Хуэйлянь. Она припала к его устам, и они слились в страстном поцелуе.
– Батюшка, вы обещали мне сетку заказать, – прошептала она, – а до сих пор не несете. Скоро я украшу свою прическу? Или так и придется носить эту старую сумку?
– Погоди, пойду к ювелиру, восемь лянов отдам, он тебе и сделает, – успокоил ее Симэнь. – А хозяйка спросит, что будешь говорить?
– Не беспокойтесь! Знаю, что сказать. У тетки, мол, одолжила, и весь разговор.
Они еще немного побеседовали и разошлись.
На другой день Симэнь Цин уселся в зале и велел позвать Лайвана.
– Послезавтра у нас двадцать восьмой день третьей луны, – начал Симэнь. – Так вот, собери-ка одежду и вещи, послезавтра отправишься в столицу. Вручишь императорскому наставнику Цаю подарки, а как вернешься, поедешь в Ханчжоу торговать.
Обрадованный Лайван поклонился хозяину, сбегал в лавку кое-что купить и стал собираться в путь.
Едва прослышав о его поездке, Лайсин тот же час дал знать Цзиньлянь. Ей сказали, что хозяин на крытой террасе, и она бросилась в сад. Вместо Симэня она увидела Чэнь Цзинцзи, занятого упаковкой подарков
[3].– А где батюшка? – спросила она зятя. – Чего это ты укладываешь?
– Батюшка только что был здесь, – отвечал Цзинцзи. – К матушке Старшей пошел за серебром Ван Сыфэна, а я подарки императорскому наставнику Цаю собираю.
– Кто повезет? – спросила Цзиньлянь.
– Вчера батюшка Лайвану велел собираться; наверное, его пошлет.
Цзиньлянь сбежала с террасы и направилась в сад. Ей навстречу нес серебро Симэнь. Она позвала его к себе в комнату.
– Кто едет в столицу? – спросила она.
– Лайван с приказчиком У, – отвечал Симэнь. – Ведь им не только подарки везти, а и тысячу лянов за соляного торговца Ван Сыфэна, так что вдвоем будет надежнее.
– Если ты меня слушать не хочешь, делай как знаешь, – говорила Цзиньлянь. – Ты только потаскухе веришь, а она, что ни говори, все равно будет мужа защищать. Но ты только подумай, что негодяй болтает! И ведь не первый день. Я, грозится, это так не оставлю. Взял, говорит, мою жену, бери, а мне дороже заплатишь. Увезу, говорит, его денежки и все тут. Смотри, братец дорогой, в оба! Отвалишь ему подарочек в тысячу лянов, с голыми руками останешься. Ведь надует он тебя! Неужели не боишься? Я тебе добра желаю, а там поступай как твоей душе угодно. А она тебе напоет – только слушай. С его женой спутался, теперь его и дома оставить неудобно, и послать нельзя. Оставишь, того и гляди, как бы греха не натворил, а отошлешь, денег своих не увидишь. Ведь он тебя вот нисколечко не боится. Если уж захотел с его женой путаться, надо было сперва от него отделаться. Говорят, как траву ни коси, она все равно растет. С корнем выдирать надо. Впрочем, тебе, пожалуй, опасаться и огорчаться нечего. Ведь потаскуха, видно, на все готова.
Слова Цзиньлянь заставили Симэня серьезно призадуматься.
Да,
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Мысль справедлива и непреложна:
Хочешь сказать – говори осторожно.
Мудрости ты, безусловно, достиг,
Если не враг тебе – твой же язык.
В жизни, в делах домогаясь успеха,
Помни, что рот для успеха – помеха.
Чтоб от провала себя уберечь,
Нужно пресечь нам досужую речь.
Знать не мешает, что многоеденье
Нам ускоряет болезней явленье.
Радости чревоугодья пройдут –
Хвори, болезни, недуги грядут.
Уврачевать ли недуг застарелый?
Нет, это вовсе не легкое дело.
Чем ослабевшее тело целить,
Лучше болезни бы предотвратить.
Так вот, послушавшись совета Цзиньлянь, Симэнь изменил прежнее намерение. На другой день Лайван собрал вещи, припас в дорогу вьюки, но настал полдень, а все было тихо. Наконец появился хозяин и подозвал его к себе.