Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

Разберемся-ка от печки:
Тёща не держала свечки —
Растрезвонила холопка.
Тёще-госпоже неловко:
Ей на нос зятёк открыто
Вытряс дермеца корыто.
В доме принят с давних пор,
А болтает сущий вздор!
«Объяснимся же сынок! —
У хозяйки голос строг. —
Это тестя вдовий дом,
А не своднино гнездо,
Ты устроил в нём погром,
Чести верных вдов урон
Мы должны хранить обет!
От тебя — позор и вред,
Похотливая вдова!
Уж о ней бежит молва!
Сучка не поднимет хвост —
И кобель не всунет нос.
Пёсью пару за забор!
Надо вымести нам сор.»
Отвечает зять ей злобно:
«Заявилась теща-вобла!
Высохла без мужика.
Свою мерзость напоказ
Выставишь — так даже черти
Захотят скорейшей смерти.
Облизнись на мой предмет —
Налитой он, как атлет.
Твой не выдержит он пост,
Для другой он в полный рост!
Вы, сестрички ароматны,
Будут шалости приятны.
Пустодырье не кой ляд!
А в хозяйку вставим кляп.
Её, вы, с палкой не шутите —
Мои члены пощадите!»
Тёща взвизгнула: «Лупите!
В углях палки прокалите!
На кол гада наколите!
В дырку смрадную всадите!
Справим мальчику пизду!
На елду пора узду!
Станет пидор-побирушка,
Позабудет о былом.
Снизу срежем побрякушки
И подохнет бобылем!»

И тут Юэнян, а вместе с нею Сюээ, жена Лайсина, жена Лайчжао — Шпилька, Чжунцю, Сяоюй, Сючунь и остальные повалили Цзинцзи и принялись избивать палками и вальками. К ним подошла и Симэнь Старшая, жена Цзинцзи, но не встала на защиту мужа. Тогда Цзинцзи, не зная, как избавиться от женщин, снял штаны и предстал пред ними нагим. Ошеломленные женщины побросали палки и разбежались кто куда.

Негодование и стыд охватили Юэнян.

– Эх ты, ублюдок бесстыжий! — заругалась она.

Цзинцзи промолчал, а про себя подумал: «А ловко я сообразил. Иначе мне живым не выбраться». Он вскочил на ноги, подобрал штаны и убежал в переднюю половину дома. Юэнян велела слуге пойти за ним следом и сказать, чтобы сдавал счета приказчику Фу.

Цзинцзи и сам, конечно, понимал, что тут ему больше делать нечего. Собрав вещи и постель, ни с кем не простившись, он со злостью покинул дом Симэнь Цина и направился прямо к дяде Чжану.

Да,

Только гнев, только милость в веках
Никогда не рассыплются в прах.

Услыхала Пань Цзиньлянь, что Цзинцзи выгнали из дома, и затосковала, загрустила пуще прежнего.

И вот однажды, помня совет Сюээ, Юэнян велела позвать старуху Ван.

С тех пор как сын старухи, Ван Чао, воротился с купцами с верховьев реки Хуай, она бросила чайную торговлю. Дело в том, что Ван Чао украл у проводника сто лянов серебра, и они зажили по-другому: купили двух ослов, установили жернова да сита и заработала у них мельница.

Как узнала старая Ван, что ее зовут в дом Симэнь Цина, тотчас же приоделась и пошла.

– Давно тебя не видала, сынок, — обратилась к Дайаню старуха, когда они вышли из дому. — У тебя и прическа появилась. Женился?

– Нет еще.

– Кому ж я понадобилась, когда батюшки-то не стало? — спрашивала Ван. — Уж не матушка ли Пятая сыночка ожидает, меня в повивальные бабки просит?

– Есть когда матушке Пятой ребенком обзаводиться! — отвечал слуга. — Ей бы только с зятем путаться! Вот хозяйка и просит тебя, мамаша, продать ее.

– О Небо, помилуйте! — воскликнула старуха. — Подумать только! А я что говорила! Умрет хозяин, эта потаскуха вдовой жить не станет. Собаку ничем не отучишь — все будет дерьмо подбирать. Ишь, какой фортель выкинула! Эта она, стало быть, с мужем хозяйкиной дочки спуталась, да? А его-то как зовут?

– Чэнь Цзинцзи.

– Помню, помню. В прошлом году я к батюшке насчет Хэ Девятого просить ходила. Батюшки тогда дома не было. Так эта потаскуха проклятая меня даже к себе не позвала. Ломанной иголки не подала. Служанку крикнула. Та мне чашку слитого чаю вынесла. С тем и ушла. Небось, мечтала два века в богатом доме наслаждаться, ан и ей пришел срок. Вот коварная блудница! Так-то и чужого человека не встречают. А кто, как не я тебя на путь истинный направила, за порядочного человека просватала.