Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

– Сестрица! Дорогая! — заговорил Цзинцзи. — Ради тебя я готов себя отдать на растерзание. Из-за меня терпишь напасти и позор. Как же я не хочу навестить тебя?! Да я только вчера узнал от тетушки Сюэ, что Чуньмэй продана столичному воеводе, а тебя у мамаши Ван сватают. Вот и пришел проведать да посоветоваться. Ведь мы любим друг друга. Как же нам быть? Расстаться? Но это невозможно. С Симэнь Старшей я разойдусь, вытребую у них золото и серебро, сундуки и корзины с добром, которые тогда поставили на хранение. Если же они не пожелают вернуть, в столицу Его Величества двору доклад подам. Тогда хоть обеими руками подноси, да поздно будет. А я под чужим именем паланкин за тобой пришлю, будем жить неразлучно как муж и жена. А почему бы и нет!

– Но мамаша Ван сто лянов требует, — заметила Цзиньлянь. — А у тебя такие деньги найдутся?

– Почему так много? — удивился Цзинцзи.

– А что мне теща твоя сказала! — вставила старуха. — Батюшка, говорит, столько в нее денег вбухал, что ее можно из серебра отлить да еще останется. Сто лянов и ни гроша меньше!

– Я вам, почтеннейшая мамаша, по правде скажу, — не унимался Цзинцзи. — Любим мы друг друга и не можем расстаться. Смилуйтесь, мамаша, прошу вас! Уж скостите половину-то. А пятьдесят или шестьдесят лянов, ладно, как-нибудь достану. Пойду к дяде Чжану, дом заложу и возьму Шестую. Дайте нам счастьем насладиться. А вы, мамаша, заработаете поменьше, только и всего.

– Никаких пятьдесят! — настаивала Ван. — Тебе ее и за восемьдесят не видать. Мне вчера господин Хэ, торговец шелками из Чаочжоу[2], семьдесят давал. От почтенного господина Чжана Второго с Большой улицы, — а он у нас теперь судебный надзиратель! — посыльные приходили. Два кулька выложили — восемьдесят лянов. Да не уступила. Так и ушли ни с чем. А что ты, молокосос! Только языком болтать! Думал надуть старуху? Нет, меня не проведешь!

Тут старуха выбежала на улицу и закричала:

– Люди добрые! Чей зять решился тещу в жены взять?! К старухе заявился да городит вздор!

Струхнувший Цзинцзи схватил старую Ван и повел в дом.

– Мамаша, не кричите, прошу вас! — опустившись на колени, умолял он. — Будет по-вашему. Сто лянов заплачу. У отца возьму. Только он у меня в столице. Но я завтра поеду.

– Если из-за меня в путь собираешься, с мамашей лучше не спорь, а торопись, — советовала Цзиньлянь. — Опоздаешь — я к другому уйду. Не увидимся больше.

– Я лошадь найму, — заверил ее Цзинцзи. — День и ночь скакать буду. Самое большее за полмесяца, а то и за десять дней обернусь.

– Кто раньше сварит, тот первым и съест, — вставила старуха. — Да мне десять лянов смотри не забудь!

– Само собой! — отозвался Цзинцзи. — За оказанную милость щедро награжу, по гроб не забуду.

Цзинцзи откланялся и пошел собирать вещи.

На другой день рано утром он нанял лошадь и отбыл за серебром в Восточную столицу.

Да, в этом пути

Когда вдвоем тебя встречают
Дракон зеленый с Тигром белым,
Нельзя сказать, что ожидает, —
Путь к достиженьям или к бедам[3]

.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

СТАРУХУ ВАН НАСТИГАЕТ ВОЗМЕЗДИЕ ЗА АЛЧНОСТЬ.

НАЧАЛЬНИК МЕСТНОЙ ОХРАНЫ У, УБИВ НЕВЕСТКУ, ПРИНОСИТ ЖЕРТВУ СТАРШЕМУ БРАТУ.

Будешь на земле творить добро —

счастье небеса тебе пошлют;

Но накличешь на себя беду,

если будешь и упрям и крут.

Мягкий и приветливый с людьми,

жизнь без бед, без тягот проживешь;

Если же не в меру ты зубаст,

так и жди — напорешься на нож.

Только дни осенние придут —

персик с абрикосом облетят,

А сосна и стройный кипарис

и зимой зеленые стоят.

Воздаянье за добро и зло

неизменно ожидает нас;

Не укрыться от него нигде,

не отсрочить и на краткий час.

Так вот. Нанял Чэнь Цзинцзи лошадь, взял у дяди Чжана в попутчики слугу и рано утром отправился в Восточную столицу, но не о том пойдет речь.

Расскажем про У Юэнян. На другой день, после того как взяли Пань Цзиньлянь, она послала за тетушкой Сюэ с намерением продать Цюцзюй.

Когда Чуньхун вышел на большую улицу, ему повстречался Ин Боцзюэ.

– А, Чуньхун! — окликнул его Боцзюэ. — Далеко ли спешишь?

– Мне хозяйка велела позвать матушку Сюэ.

– А зачем же ей сваха понадобилась?

– Цюцзюй, служанку матушки Пятой, продает.

– А Пятую почему продала? — расспрашивал Боцзюэ. — Она у старухи Ван пока находится. Сватают ее, говорят. Верно?

– Видите, дело-то какое, — начал слуга. — Она с зятем в близких отношениях была. Узнала хозяйка. Сперва Чуньмэй продала, потом зятя наказала и выгнала. А Матушку Пятую только вчера взяли.

Боцзюэ покачал головой.