Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

Симэнь ушел в переднюю половину, где его заждался Чжан Ань, а Цзиньлянь, поднявшись с постели, села перед зеркалом, чтобы напудриться и поправить прическу, после чего вышла во дворик с намерением выпороть Цюцзюй. Для этого Чуньмэй отправилась за Циньтуном.

– Я тебя за вином послала, почему ты холодное хозяину подала? – допрашивала служанку Цзиньлянь. – Для тебя в доме старших не существует. Что тебе ни тверди, ты все на своем стоишь. – Цзиньлянь кликнула Циньтуна: – Всыпь этой негодяйке десятка два палок, да как полагается.

Циньтун успел нанести с десяток ударов, но тут, на счастье, подоспела Пинъэр.

– Хватит ей и этого, – улыбаясь, уговаривала она Цзиньлянь.

– Ладно, довольно! Десять палок ей прощаю, – сказала Цзиньлянь слуге, а Цюцзюй приказала встать и земными поклонами поблагодарить Ли Пинъэр, а потом отпустила на кухню.

– Матушка Пань служанку привела, лет пятнадцати, – сказала Пинъэр. – Сестрица Вторая за семь с половиной лянов ее покупает. Просит тебя поглядеть.

Цзиньлянь и Пинъэр направились в дальние покои. Пинъэр посоветовала Симэню дать семь лянов. Новенькая получила имя Сяхуа, но не о том пойдет речь.

* * *

Тут мы оставляем дом Симэнь Цина и начинаем рассказ о Лайбао и приказчике У, которые везли подарки в столицу.

Как покинули они уездный центр Цинхэ, так каждый день выходили с зарею по чуть светлевшей тропе и шли на закате по буроватой темневшей пыли. Садились поесть, лишь изголодавшись, принимались пить, лишь изнывая от жажды. Ночью останавливались, на рассвете пускались в путь. А стоял в то время такой палящий зной, что от него плавились камни и металл. Продвигались путники с превеликим трудом.

Но сказ скоро сказывается. И вот добрались они, наконец, до столичных ворот Долголетия, нашли постоялый двор, где и заночевали. На другой день взвалили на себя вьюки и корзины с подарками и направились к мосту Небесной реки. Остановились у особняка государева наставника Цай Цзина. Лайбао велел приказчику У постеречь вещи, а сам, одетый в темное холщовое платье, приблизился к привратнику и почтительно поклонился.

– Откуда прибыл? – спросил привратник.

– Из уезда Цинхэ в Шаньдуне, – отвечал Лайбао, – от именитого Симэня. Его высокопревосходительству ко дню рождения подарки привез.

– Ах ты, арестант проклятый! – заругался привратник. – Жить тебе надоело, деревенщина! Подумаешь, какой там именитый Симэнь-Дунмэнь![442] Да над его превосходительством одна-единственная особа власть имеет, ему же подвластна вся Поднебесная. Никакой титулованный вельможа или сановник не посмел бы так себя вести перед его превосходительством. Так что убирайся, пока цел!

В привратницкой нашелся знакомый Лайбао.

– Это у нас привратник новый, – успокоил он Лайбао, – всего несколько дней служит. На него не обижайся, он тебя не знает. Если тебе к его превосходительству, обожди. Я дядю Чжая попрошу выйти.

Лайбао сунул руку в рукав и вручил своему знакомому узелок с ляном серебра.

– Мне-то ладно! – заметил тот. – Ты вон тех двоих одари. Без этого нельзя.

Лайбао вынул такие же узелки и передал каждому по ляну. У сердитого привратника на лице появилась улыбка.

– Раз из Цинхэ, обожди немного, – сказал он. – Пока с дворецким Чжаем повидаешься. Его превосходительство только что вернулись из дворца Драгоценного Знамения,[443] где свершалось моление и сейчас отдыхают в кабинете.

Наконец, вышел дворецкий Чжай Цянь. На нем были длинный из тонкого темного шелка халат, летние прохладные туфли и белые чулки. Лайбао удостоил его земным поклоном.

– Ты с подарками его превосходительству? – приветствуя слугу, спросил дворецкий. – Досталось тебе, должно быть, в пути?

Лайбао вручил Чжай Цяню перечень подношений, а слуга тем временем протянул ему два куска нанкинского шелка и тридцать лянов серебра.

– Мой хозяин, Симэнь Цин, просил низко кланяться вашей милости, господин Чжай, – говорил Лайбао. – Хозяин не знал, как выразить вам свою признательность, и велел передать вот эти скромные знаки внимания. Может, годятся на чаевые. А еще хозяин сердечно благодарит вашу милость за беспокойство. Только вашими стараниями были освобождены соляной торговец Ван Сыфэн и остальные купцы.

– Не могу я принять такие дары, – проговорил Чжай, а потом добавил: – Впрочем, ладно, принимаю.

Лайбао тогда протянул перечень подношений, которые предназначались государеву наставнику Цай Цзину. Дворецкий пробежал его глазами и вернул слуге.

– Внесите их и ждите у внутренних ворот, – распорядился он.

По западную сторону от внутренних ворот размещалась обширная прихожая, где ожидающих приема посетителей угощали чаем. Вскоре мальчик-слуга подал Лайбао и приказчику У по чашке чаю.

Наконец-то в приемной зале появился сам государев наставник, и Чжай Цянь доложил ему о прибывших. Цай Цзин велел их звать, и оба пали ниц перед возвышением, на котором он восседал. Чжай Цянь развернул перед государевым наставником перечень даров, и тот пробежал его глазами. Лайбао и приказчик У тем временем разложили подарки.

Только поглядите: