Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

Вскоре у ворот дома выросла целая толпа. Слух сразу дошел до лавок Кожевенного переулка и распространился на соседние улицы. Одни расспрашивали, что случилось, другие подходили поглазеть.

– Жена Хань Даого с деверем спуталась, – говорили в толпе.

– За что это их? – спросил замешавшийся в толпе старик, увидев связанную пару.

– А ты не догадываешься, почтенный?! – удивился один из словоохотливых, что стоял рядом с ним. – Деверь, видишь ли, с невесткой спутался.

– Ай-яй-яй! – старик покачал головой. – Вот оно, оказывается, в чем дело. Да, за такое преступление, попади они только в суд, петли не миновать!

– Тебе, почтенный, законы, конечно, лучше знать! – вставил все тот же речистый, узнав в старике Снохача Тао, который сожительствовал сразу с тремя снохами. – Коль за связь деверя с невесткой – петля, то что ж, скажи, пожалуйста, дают за шашни свекра со снохами?

Тао Снохач осекся и, опустив голову, молча вышел из толпы.

Да,

Иней на кровле соседской не трогай –
Перед порогом расчисти сугробы.

Оставляем пока связанных Ханя Шулера и Ван Шестую и расскажем о Хань Даого.

В тот день он не дежурил в лавке и возвращался домой рано. Стояла середина восьмой луны. В новенькой шапочке, в легком шелковом халате, в темных атласных туфлях и чулках цвета чистой воды, с веером в руке, Хань Даого шел по улице, чинно вышагивая и покачиваясь из стороны в сторону. Он то подсаживался к одному встречному, то останавливался с другим, и всякий раз уста его извергали нескончаемый поток слов. Вот он заметил знакомых – Чжана Второго по прозвищу Дотошный, служившего в бумажной лавке, и Бая Четвертого по кличке Плут, из ювелирной лавки. Оба с поднятыми кверху сложенными руками приветствовали Хань Даого.

– А, брат Хань! – протянул Чжан Дотошный. – Давненько не видались. Поздравляю со службой у почтенного Симэня! Прости, брат, что не поздравили вовремя, не пришли с подарками. Уж не обижайся!

Они предложили ему стул, и он расселся, горделиво задрав голову и помахивая веером.

– У меня, скромного ученика, нет других талантов, – высокопарно начал Хань Даого. – Уповая на благосклонность господ, я милостью добродетеля моего, почтенного господина Симэня, занял место приказчика, делю с хозяином прибыли из расчета три части – себе, семь – ему. Громадными суммами ворочаю. А над сколькими лавками надзирать приходится! Место, действительно, весьма солидное и почетное, не то что у других.

– Ты, брат, ведь, кажется, торгуешь только в лавке шелковой пряжи? – попытался было уточнить Бай Плут.

– Да ты, дорогой мой, не в курсе дела, – перебил его улыбающийся Хань. – Это ж только название – лавка пряжи, а у хозяина таких лавок – больших и малых – по всей округе разбросано. А все доходы и расходы через мои руки проходят. А как хозяин к моим советам прислушивается! И радости и огорчения – все вместе делим. Без меня все дело встает. Как возвращается господин из управы, за стол сам сядет и меня за компанию приглашает, а если меня нет, и есть не будет. А то на досуге к нему в кабинет идем – фруктами лакомимся, беседуем – до полуночи засиживаемся. Вот недавно день рождения его старшей супруги справляли. Так моя жена в паланкине пожаловала, подарки поднесла. Хозяйка до второй ночной стражи ее не отпускала. Одним словом, мы с хозяином как свои живем, и нисколько я его не боюсь. Меж нами не существует никаких секретов. Я б не должен вам говорить, но скажу: хозяин делится со мной даже тем, что делается в спальне. А все потому, что человек я порядочный, солидный и трепаться не буду. Я приношу хозяину высокие прибыли и избавляю от убытков, в общем, со мной бед не наживешь. А до какой степени я точен и честен в обращении с деньгами и другими ценностями! Я гроша не возьму, у меня комар носа не подточит. Меня даже приказчик Фу побаивается. Я не хвалюсь, но хозяин ценит меня как раз за эти качества.

Хань Даого вошел в самый раж, когда к нему подбежал запыхавшийся человек.

– О чем ты, брат, разговоры ведешь? – спросил он. – Я тебя и в лавке разыскивал.

Он отвел Хань Даого в сторону и сказал:

– Видишь ли, дело-то какое. Жену твою с деверем застукали и связанных в околоток повели. В суд собираются отправить. Придется тебе кое-кого подмаслить, а то неприятностей наживешь.

Хань Даого побледнел со страху и только языком прищелкнул. Потом он топнул ногой и бросился бежать.

– Брат, ты куда? – окликнул его Чжан Дотошный. – Ты ж не все рассказал.

– Некогда мне с вами сидеть, дело у меня! – подняв руку, крикнул Хань Даого и скрылся из виду.

Да,

До дна исчерпав полноводные реки,
Ты краску стыда не отмоешь вовеки.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ШУТУН ИЗ-ЗА БЛАГОСКЛОННОСТИ ХОЗЯИНА ПОПАДАЕТ В НЕПРИЯТНОСТЬ ПИНЪАНЬ ПОДЛИВАЕТ МАСЛА В ОГОНЬ