Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

Служащие поспешно спустились к Аньтуну.

– Его превосходительство спрашивают, с собой ли у тебя жалоба, – обратились они к слуге.

Аньтун вынул из-за пазухи жалобу и протянул служащим. Цензор Цзэн прочитал ее, взял кисть и написал:

«Должностным лицам Дунпинского управления расследовать обстоятельства дела по справедливости и без пристрастия. После осмотра тела дать заключение и прислать вместе с подробным отчетом».

– Ответ получишь в Дунпинском управлении, – сказал он Аньтуну.

Аньтун отвесил цензору земной поклон и вышел через боковую дверь, а Цзэн Сяосюй вложил свое заключение вместе с жалобой в конверт, скрепил печатью и отправил с посыльным в Дунпинское управление.

Узнав резолюцию начальства, дунпинский правитель Ху Шивэнь пришел было в замешательство, а немного погодя решил передать дело помощнику уездного начальника в Янгу – Ди Сэбиню. Уроженец Уяна, в Хэнани, Ди Сэбинь слыл человеком решительным, но в то же время с некоторыми причудами. Подношений он не брал, но и дела решал спустя рукава, за что его и прозвали Ди Баламут.

И надо ж было тому случиться! В то самое время, когда пришло распоряжение обследовать реку и разыскать тело Мяо Тяньсю, этот Ди Баламут в сопровождении подручных, проводя инспекцию, очутился на берегу реки к западу от уездного центра Цинхэ. Они приближались к пристани, как – откуда ни возьмись – рядом с ними закружился ветер и поднял в воздух целый столб пыли.

Едет Ди на коне, и вихрь следом за ним.

– Вот напасть! – воскликнул он и остановил коня, а потом, обернувшись к спутникам, распорядился: – А ну-ка, ступайте за вихрем и поглядите, куда он двинется.

Те так и сделали. Только близ Синьхэкоу ветер стал утихать и пыль рассеялась. Когда об этом доложили Ди, он призвал старейших жителей местечка и велел им скликать народ с лопатами. Принялись у берега копать и на глубине нескольких чи обнаружили труп, и как раз на шее виднелся ножевой шрам. Ди на всякий случай позвал следователя, и тот произвел полный осмотр.

– Кто же тут поблизости обитает? – спросил Ди.

– Монастырь Милосердия рядом, – отвечали подручные.

Созвал Ди монахов и учинил им допрос.

– Зимой прошлого года, в половине десятой луны, – рассказывали наперебой монахи, – во время молебствия на реке, когда мы зажгли светильники, к нам теченьем принесло тело. Его потом увлекло в затон, и отец игумен из великодушия велел извлечь тело из воды и предать земле. А отчего он умер, мы не знаем.

– Все ясно! – заключил правитель Ди. – Это ваши монахи его убили, тело зарыли, а теперь сочиняете. Должно быть, не с пустыми руками был человек.

И без лишних слов он приказал, чтобы настоятелю зажали пальцы в тиски и дали сотню палочных ударов, остальным монахам – по два десятка ударов каждому. После этого их посадили под стражу. Ропот и недовольство раздавались среди ни в чем не повинных монахов.

Решение довели до сведения цензора Цзэна. «Если бы убийство совершили монахи, – размышлял цензор, – они не стали бы зарывать тело на берегу, а бросили бы его в реку. И потом, к чему было втягивать в преступление столько лиц? Нет, тут что-то не так».

А между тем монахи просидели в заточении почти два месяца, когда прибыл с жалобой Аньтун. Его провели в мертвецкую и велели осмотреть труп.

– Да это же и есть мой хозяин! – воскликнул Аньтун со слезами на глазах. – Вот и ножевая рана.

После опознания снова направили доклад цензору Цзэну, а монахов отпустили.

Цензор снова вник в дело и допросил Чэня Третьего с Вэном Восьмым. Те опять настаивали на виновности Мяо Цина – зачинщика преступления. Гнев охватил цензора Цзэна. Звездной ночью был послан в Янчжоу посыльный с ордером на арест Мяо Цина. Цензор к тому же составил доклад, в котором обвинил обоих судебных надзирателей в лихоимстве и злостном нарушении правосудия.

Да,

Лихоимцы-варвары за мзду попрали правый суд.
За погибшего безвинно Цзэн-судья вступился тут.
Прозвучала речь сурова, нелицеприятна,
Суть конечного итога все же непонятна.
Тут наш рассказ делится на две части.

Расскажем пока о Ван Шестой. С тех пор, как она получила от Мяо Цина сотню лянов серебра и четыре пары одежд, они с Хань Даого ног под собой не чуяли, даже по ночам не спали. Надо было все обдумать: и какую серебряную сетку на голову заказать, и какие головные украшения да шпильки с серьгами купить, и какие обновы у портного сшить. За шестнадцать лянов они купили еще одну служанку и назвали ее Чуньсян. Хань Даого, разумеется, сразу же обратил на нее внимание, но не о том речь.

Однажды к Хань Даого заглянул Симэнь Цин. Ван Шестая проводила его в дом и угостила чаем. Когда Симэнь вышел по нужде во двор, ему сразу бросилась в глаза высокая терраса за стеной.