Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

– Это еще чья там терраса появилась? – спросил он.

– Сосед Юэ Третий построил, – отвечала Ван.

– Какое он имел право портить весь вид? – возмутился Симэнь. – Пусть сейчас же сломает! Чтоб у меня ее тут больше не было! А то околоточному прикажу.

– Неудобно, мне кажется, говорить соседу, – обратилась Ван к мужу, когда ушел Симэнь.

– Давай лучше купим немного лесу и построим напротив их террасы сарай, – прикинул Хань Даого. – А батюшке говорить ничего не будем. Наверху можно будет соус квасить, а низ под конюшню или уборную отведем.

– Еще чего придумал! Уборную?! – возразила Ван. – Уж тогда давай купим кирпича да возведем пристройку.

– Чем какую-то пристройку, лучше небольшой флигелек из двух комнат, – заключил Хань Даого.

На том порешили и за тридцать лянов построили на дворе одноэтажный флигель. Симэнь направил к ним Дайаня с коробом вина, мяса и жареных пирожков для угощения мастеров, о чем сразу узнали все соседи.

* * *

Между тем надзиратель Ся, получив несколько сот лянов, устроил своего восемнадцатилетнего сына Ся Чэнъэня штатным студентом военного училища для овладения искусством стрельбы из лука и верховой езды. Каждый день устраивал Ся Лунси пиры и угощения для наставников сына и товарищей по учению. Симэнь договорился с дворцовыми смотрителями Лю и Сюэ, столичным воеводой Чжоу, военным комендантом Цзином, командующим ополчением Чжаном и военными чиновниками своей управы, и они от своего имени вручили Ся Лунси свиток-поздравление, но говорить об этом подробно нет надобности.

Симэнь воздвиг у себя на фамильном кладбище крытую галерею, постройки и насыпные холмы, но после рождения Гуаньгэ и получения чина туда не заглядывал и не приносил жертв. И вот теперь он послал за геомантом Сюем, чтобы тот указал, как поставить ворота и вымостить камнем тропу к захоронению предков.

У входа на кладбище росли ивы, вокруг красовались сосны и кипарисы. По обеим сторонам высились холмы.

В День Поминовения усопших[675] Симэнь решил водрузить новую вывеску, а по сему случаю устроить трапезу с принесением в жертву свиньи и барана. На шестое в третьей луне, в день поминовения, были разосланы многочисленные приглашения. Наняли носильщиков, которые должны были доставить на кладбище жбаны вина, рис, закуски и прочую снедь. Были приглашены музыканты, скоморохи и актеры, певцы Ли Мин, У Хуэй, Ван Чжу и Чжэн Фэн, певицы Ли Гуйцзе, У Иньэр, Хань Цзиньчуань и Дун Цзяоэр.

Приглашения получили военный комендант Чжан, сват Цяо, шурин У Старший, шурин У Второй, шурин Хуа Старший, свояк Шэнь, Ин Боцзюэ, Се Сида, приказчик Фу, Хань Даого, Юнь Лишоу, Бэнь Дичуань, а также и зять Чэнь Цзинцзи. Всего двадцать с лишним человек. Из дам были приглашены супруга военного коменданта Чжана, матушка свата Чжана, супруга свата Цяо, супруга цензора Чжу и супруга ученого Шана, жена У Старшего и жена У Второго, госпожа Ян, матушка Пань, жена Хуа Старшего, свояченица У Старшая, свояченица Мэн Старшая, супруга У Шуньчэня – Чжэн Третья, жена Цуй Бэня – Дуань Старшая. Вместе с У Юэнян, Ли Цзяоэр, Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь, Ли Пинъэр, Сунь Сюээ, дочерью Симэня, Чуньмэй, Инчунь, Юйсяо, Ланьсян и кормилицей Жуи, державшей на руках Гуаньгэ, можно было насчитать до двадцати пяти паланкинов.

Еще до отбытия Юэнян предупреждала Симэня:

– Не следовало бы брать на кладбище ребенка. Ему, во-первых, году пока не вышло. И тетушка Лю говорила: у ребенка темечко еще рыхлое, пуглив он. Не стоит его брать так далеко. По-моему, пусть с кормилицей и тетушкой Фэн дома останется, а сестрица Ли с нами пойдет.

Симэнь Цин и слушать ее не пожелал.

– Это что еще за разговоры! – возразил он. – Как так! Мой сын с матерью не пойдет почтить предков? Старуха мелет всякий вздор, а ты веришь? У ребенка, видишь ли, темечко не затвердело. Ну и что же? Пусть кормилица завернет получше да оберегает как следует. Что ему в паланкине сделается!

– Ну и делай как знаешь, раз слушать не хочешь, – только и сказала Юэнян.

Утром гости в паланкинах собрались у дома Симэня, чтобы тронуться в путь всем вместе. Когда они миновали южные городские ворота, то на расстоянии каких-нибудь пяти ли вдали показались темно-зеленые густые сосны и отливающие бирюзою кипарисы.

По обе стороны кладбища, обнесенного каменной стеной, тянулись холмы. Внутрь кладбища вела аллея. Она подходила прямо к выложенной из белого камня зале предков со священным алтарем, где стояли курильницы и подсвечники. Вход венчала новая вывеска, на которой крупными знаками было начертано: «Усыпальница предков командующего Императорской гвардии доблестного Симэня». Перед посетителями открывался вид на холмы и густые деревья.

Симэнь в парадной шапке и ярко-красном халате с поясом распорядился приготовить жертвенную свинью и барана для отправления обряда принесения жертв. Первыми молились мужчины, за ними – женщины.

Только ударили в барабаны и гонги, Гуаньгэ с испугу крепко прижался к груди кормилицы и, затаив дыхание, боялся пошевелиться.

Юэнян тотчас же позвала Пинъэр.