Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

– Да кто я есть такая, матушка! – воскликнула Чуньмэй. – Могу ли я на вас обижаться! – Она обернулась в сторону кормилицы Жуи и, увидев у нее на руках Сяогэ, добавила. – А сынок-то как вырос, а?

– Жуи, Сяоюй! Подойдите и поклонитесь сестрице! – распорядилась Юэнян.

Кормилица и горничная, улыбаясь, приблизились к Чуньмэй и отвесили ей полупоклоны.

– И сынок мой свидетельствует вам свое почтение, сестрица, – заметила Юэнян.

Чуньмэй вынула из прически пару серебряных с позолотой шпилек и воткнула их в шапочку Сяогэ.

– Поблагодари тетю за подарок, сынок, – обратилась к малышу Юэнян. – Как ты поклонишься, а?

Жуи с Сяогэ на руках отвесила Чуньмэй поклон, чем доставила Юэнян немалую радость.

– Если б не ваше прибытие в монастырь, сестрица, мы б, наверное, так и не встретились, – заметила Юйлоу.

– Конечно! – подтвердила Чуньмэй. – Я недавно похоронила здесь свою матушку. Сколько лет вместе прожито! А у нее нет ни родных, ни близких. Если не я, так кто ж ее вспомнит, кто сожжет деньги над ее могилой?

– Да, припоминаю, – вставила Юэнян. – Ваша матушка умерла несколько лет тому назад. Разве ее здесь похоронили?

– Вы не поняли госпожу Пан, матушка, – сказала Юйлоу. – Речь идет о сестрице Пань. Ее погребли здесь, за монастырем, благодаря заботам госпожи Пан.

Услыхав о Пань Цзиньлянь, Юэнян не проронила ни слова.

– Кто еще проявит столько милосердия, как вы, сестрица! – воскликнула старшая невестка У. – Вы не забыли прошлое и предали ее земле, а нынче, в день поминовения, прибыли почтить прах ее и возжечь жертвенные деньги.

– Дорогая тетушка! – отвечала на это Чуньмэй. – Я хорошо помню, как она, покойница, ценила меня. А какую тяжкую смерть приняла! Под открытым небом лежала брошенная без погребения. Кому же, как не мне, было о ней позаботиться!

Когда кончился их разговор, настоятель велел послушникам накрыть два больших стола на восемь человек. Появились в изобилии всевозможные весенние яства и овощные блюда, выпеченные на пару пирожки и сладости. Заварили на сладкой воде лучший чай из молодых лепестков, нежных, как воробьиные язычки. После трапезы посуду убрали. Дядю У Старшего угощали отдельно, в другой келье, но не о том пойдет речь.

Первой из-за стола поднялась Мэн Юйлоу. Она решила сходить на могилу Цзиньлянь и сжечь жертвенные деньги. Ведь сколько лет они жили, как сестры!

Убедившись, что Юэнян не собирается делать то же самое, Юйлоу достала пять фэней серебра и попросила послушника купить жертвенных денег.

– Не извольте беспокоиться, сударыня! – предупредил ее настоятель. – У меня найдутся и серебряные и золотые. Я вам дам для сожжения.

Юйлоу передала настоятелю серебро и попросила послушника проводить ее на могилу.

Под тополем возвышался трехфутовый[1664] могильный холмик желтого песка, на котором зеленели редкие кустики полыни. Юйлоу воткнула благовонную палочку, подожгла жертвенные деньги и отвесила несколько поклонов.

– Не знала я, сестрица, что здесь твоя могила, – говорила она. – Я, Мэн Третья, случайно попала в монастырь и вот сжигаю связку монет у тебя на могиле. Живи на небесах спокойно, а станет трудно, пригодятся деньги.

Юйлоу достала платок и громко зарыдала.

Тому свидетельством романс-плач на мотив «Овечка с горного склона»:

Сгорели жертвенные деньги, слезы – градом!
Зову тебя, сестра, моя отрада!
Голубки Пань свежа могила!
Ты помнишь, я тебя любила,
Твое, мое – не разбирали,
Друг дружке тайны поверяли.
Была красива и упорна,
А я – тебе всегда покорна,
Но вот нагрянула беда,
И ты исчезла навсегда.
Тебя на кладбище сыскала,
Поведать хочется немало!
Когда-то под одним крылом
Годами жили были неразлучны.
Пронесся вихрь и бурелом
Все небо застелили тучи.
Мы разлетелись в рассыпную,
Но не забыть сестру родную.

Кормилица Жуи тоже собралась последовать за Юйлоу, но Юэнян, разговаривавшая тем временем с Чуньмэй, хотела запретить ей брать с собой Сяогэ, так как опасалась испугать младенца.

– Не волнуйтесь, матушка, я буду осторожна, – заверила ее Жуи и с Сяогэ на руках отправилась на могилу, где видела, как Юйлоу сжигала жертвенные деньги и оплакивала Цзиньлянь.

Когда они воротились, Чуньмэй и Юэнян попудрились, подрумянились и переменили туалеты. Чуньмэй распорядилась, чтобы ее слуги открыли коробы со съестным. Из них были извлечены всевозможные редкие фрукты, сладости и яства. Особый короб был с пирожными и печеньем. Накрыли два стола. Подали обтянутый холстом кувшин вина, серебряные чарки и палочки слоновой кости.