Тетя Тагира прошла в угол к вешалке, на которой висела одежда ребят. Она разделась, поправила прическу и подошла к доске.
В большой комнате сидели ребята разного возраста. Справа уселись те, что постарше, слева — младшие. Тетя Тагира разделила доску пополам. Справа написала задачу и велела старшим ребятам решать ее. Ребята достали маленькие грифельные доски, грифельки и принялись за работу. Тогда учительница обернулась к младшим ребятам и сказала:
— А с вами мы сегодня научимся читать и писать новое слово.
И тут она заметила сидящую среди ребят Газизу. Учительница обрадовалась так, как будто встретила родную сестру, и спросила весело:
— И ты, Газиза, пришла учиться? Вот это хорошо.
А Газиза, которая все время внимательно следила за каждым движением учительницы, даже растерялась, когда та обратилась к ней.
Ребята подталкивали Газизу, а та молчала, во все глаза глядя на тетю Тагиру. И только когда Тагира подошла к девочке и, положив руку на ее плечо, повторила вопрос, Газиза немного успокоилась и тихонько сказала:
— Да, тетя…
Учительница улыбнулась. Ребята, сидевшие в классе, стали оборачиваться, стали перешептываться, стали разглядывать Газизу.
— Не шумите, ребята, — сказала Тагира, подняв руку. — Мы с Газизой старые друзья. Мы с ней вместе лежали в больнице. И не думайте, что она такая тихая. Она уже успела пролить кровь за победу революции. Когда она выполняла боевое задание, ее ранили на дамбе.
В классе сразу стало тихо-тихо. Ребята во все глаза смотрели на Газизу. Одни верили, другие не верили. Матали, Галия и Совенок сидели, гордые тем, что так говорят об их подруге. А сама Газиза, покраснев, опустила голову и готова была разреветься от волнения.
— Ну, ребята, об этом мы еще поговорим после уроков, а сейчас давайте учиться, — сказала тетя Тагира.
С неделю простояли теплые дни, а потом такие морозы ударили, каких давно и не было. Да ладно бы одни морозы, а то с ветром. Выйдешь на улицу — ветер до костей пробирает, и тут не знаешь, что и делать: нос оттираешь — руки леденеют, руки греешь — нос, того и гляди, отморозишь.
В эти дни ребята не ходили в школу. Гапсаттар тоже сидел дома и скучал. От нечего делать он рисовал ногтем цветы на стеклах, покрывшихся толстым слоем льда, рисовал солдат, пулеметы. Но и возле окошка долго не просидишь: холод так и валит от окна, так и гонит к печке.
Холодно у них в подвале и темно. Окна, зарывшиеся глубоко в землю, и летом мало света пропускают, а теперь и вовсе. На стене вокруг двери нарос белый иней. И над окном полоска инея.
Вот у печки, там другое дело. Там и посветлее. Смолистая лучина горит, потрескивая, бросает в полумрак неверный желтый свет.
Ребята целый день жмутся к печке, весь мел стерли спинами, и рыжая глина тут и там проступает грязными пятнами.
Гапсаттар рассказывает братьям сказки. А когда надоест это, ребята играют в «колечко». Один кладет сложенные ладошки в руки другому, и кто-нибудь поет:
Руки так и мелькают: сверху, снизу, сверху, снизу. Тот, кто поет, все чаще повторяет те же слова, переходит на скороговорку. Уже как горох сыплются слова. И руки мелькают, как заводные, и вдруг поющий путает порядок, руки ударяются друг о друга, все путается, и ребята дружно хохочут.
Того, кто не уследил за словами, ждет наказание. Приговор обсуждается всеми играющими.
— Этому что?
— Под столом пройти на четвереньках.
— Там холодно, под столом.
— Тогда пусть лает собакой.
— Подумаешь, наказанье — собакой лаять. Да я и так полаю.
— Ну тогда пять щелчков…
Провинившийся малыш покорно подставляет лоб. Гапсаттар нацеливается грязным ногтем. Раз, два, три… Но, должно быть, не рассчитал Совенок, слишком больно щелкнул малыша.
Раздается отчаянный рев. Средний братишка, босой, в одной рубашонке, из-под которой торчит живот, бежит жаловаться матери:
— Мама, Гапти бьет Хасана.
— Да не бью я, это же игра, — говорит Совенок.
Но мать не слушает оправданий. Всем троим досталось, и все трое удовлетворены. Потирая больное место, ребята смеются, снова садятся играть, но игра больше не клеится. А тут младший братишка — плакса — опять начинает хныкать:
— Я есть хочу…
Гапсаттар тихонько показывает братишке кулак и шепчет злым шепотом:
— Не мучай маму, не проси, чего нет. Подождешь до вечера. Нет же ничего.
Но малыш ничего не понимает. Он уже ревет во весь голос. Средний брат присоединяется к младшему…
А мать, склонившись над веретеном, не отрываясь от работы, говорит скучным голосом:
— Вот допряду и схожу к дяде Исхаку.
Это она просто так говорит. Чтобы ребят успокоить и себя успокоить немножко.