— Когда мы вспоминаем о делах юности, нам всегда становится немного стыдно, — промолвил Цзинь Вэньцин. — Ведь вы с завидной эрудицией говорили о политике и искусстве западных стран! Слова ваши были для меня подобны разверзшемуся небу и рушащимся скалам, но мне казалось тогда, что вы с чрезмерным почтением относитесь к западной культуре и многое преувеличиваете. Только сейчас, когда по милости государя мне удалось объехать немало стран, я понял, что ваши слова были правдой. К сожалению, моя ученость мелка, а талант ничтожен, и я не сумел за границей прославить достоинства нашей родины. Могу ли я в обширности и глубине знаний сравниться с господином Сюэ Фужэнем, на которого с надеждой взирают все жители Китая и Запада и у которого к тому же есть такой просвещенный помощник, как господин Ван Гунсянь?! Отправляясь в этот раз за границу, вы, несомненно, сумеете добиться для родины немалых прав и привилегий и значительно повысите ее авторитет во всем мире. Нам же останется лишь протереть глаза, чтобы увидеть ваши подвиги во всей красе!
Сюэ Фужэнь и Ван Гунсянь попытались из скромности отвести этот комплимент.
— Тогда в Китае еще господствовал старый дух, — вставил Ли Баофэн. — Люди, говорившие о западных науках, объявлялись изменниками. Вы, наверное, помните об этом, Цзинь Вэньцин? Товарищ министра Го Цзюньсян, любивший рассуждать об европеизации, едва не был изгнан своими земляками. Посланник Цзэн Цзичжань, изучавший иностранные языки, и его жена, любившая играть на пианино, были названы христианскими еретиками. Если за такие пустяки преследовали, то что уж говорить о политике и искусстве! Тут не только вы сомневались — мы сами не были вполне уверены в правоте своих слов!
— Да, сейчас взгляды людей несколько изменились, — подтвердил Ма Чжунцзянь. — Я слышал, что сановник Юй Гэн даже в домашнем быту во всем подражает иноземцам. Его сыновья и дочери появляются на приемах в иностранном платье, но их никто за это не осуждает. Просто удивительно!
Кое-кто из гостей хотел обратиться к нему с расспросами, но в это время вошел слуга с красным пригласительным билетом в руках и громко доложил:
— Его превосходительство господин Юй Гэн!
Цзинь Вэньцин бросил взгляд на дверь и увидел представительного человека лет сорока с лишним: высокого, худощавого, с овальным лицом и снежно-белой кожей, редкой черной бородкой, расчесанной на две пряди, и синим шариком на шапке. Во взгляде его сквозили ум и проницательность. Поклонившись Сюэ Фужэню, он извинился за опоздание. Пока Сюэ наливал ему чай, слуга ввел еще одного гостя — пузатого, с широкими бровями и большими глазами. Сюэ заодно налил чаю и ему и представил его Цзинь Вэньцину:
— Перед вами областной инспектор Чай Хэ, только что прибывший из округов Чанчжоу и Чжэньцзян. Его присутствие украсит наше собрание…
Чай Хэ поспешно произнес: «Что вы!» — и начал знакомиться с остальными. Сюэ Фужэнь, видя, что гости уже в сборе, приказал слугам принести вино. После долгих хлопот и взаимных уступок все наконец уселись. Подняв бокалы, гости начали пить и оживленно разговаривать.
— Я слышал, — обратился Цзинь Вэньцин к Люй Цаншу, — что в Японии прежде очень почитали китайские науки и там сохранились некоторые старые книги, которых сейчас не найти даже в Китае. Когда я был за границей, до меня дошла весть, что вы собрали немало подобных редкостей. Это великий вклад в науку!
— О, мои познания не имеют абсолютно никакой ценности! — воскликнул Люй Цаншу. — Обо мне стыдно даже говорить в присутствии господина Ван Гунсяня, который написал «Историю Японии» и изложил там самым подробным образом все особенности политики и нравов островного государства. Это воистину нетленное произведение!
— За последние тридцать лет, со времени реформ Мэйдзи
[224], Япония развивалась с поразительной, почти пугающей быстротой. Мой труд, бывший всего лишь сбивчивым докладом трону, теперь устарел и уже никому не нужен! — скромно заметил Ван Гунсянь.— Последнее время Япония чересчур пристально следит за Кореей, — заметил Юй Гэн, — это не может не беспокоить нас. Вы помните, конечно, что в тот год, когда в Корее разразился мятеж Ли Ха Ына
[225], Япония послала туда министра иностранных дел Иноуэ Каору с многочисленным войском. К счастью, наша армия достигла Кореи на полдня раньше, и все закончилось мирно. В противном случае Корею постигла бы судьба островов Люцю.Ван Гунсянь с улыбкой указал на Сюэ Фужэня и Люй Цаншу.
— Этого не случилось лишь благодаря их усилиям!
— Ну что вы! — запротестовал Сюэ Фужэнь. — Ничего особенного я не сделал. Только послал письмо командующему, попросив его не терять времени и двинуть флот без согласования с Палатой внешних сношений. Главная причина успеха заключалась… — Он взглянул на Люй Цаншу и продолжал: — …в том, что брат Цаншу, находившийся в то время в Токио, добыл сведения о намерениях японского правительства и послал нам шифрованную телеграмму. Командующий успел подготовиться, и победа была обеспечена.