Цветы в зеркале

— Я слышал, — сказал У Чжи-сян, — что у вас на родине есть монахини и сводни. Если им удастся завлечь в свои сети неопытную женщину или девушку, то они всегда причиняют ей зло: или деньги у нее выманят, или что-нибудь из одежды выклянчат. Если их жертва разберется в их подлости, то, боясь, как бы глава дома не узнал, держит язык за зубами и покрывает их грехи. Но это бы еще не беда. Самое страшное, когда такие сводни повадятся в дом, подружатся с его обитательницей и начинают изыскивать способы, чтобы развратить ее, свести с мужчиной и получать деньги и от него, и от нее. Начинают всякими способами подбивать на грех; или сладким вином дурманят; или бесстыдными речами волнуют ее воображение; а как только женщина начнет прислушиваться к их речам, они ей расхвалят какого-нибудь мужчину: он-де и богач, и смельчак, нет ему в мире равных; или говорят про другого: красавец, какого свет еще не видел, и таким вот образом заманят ее в храм или поведут на поклонение горам{220}, ведь у них способы у всех разные. Короче говоря, стоит им пустить в ход свои хитрости, так будь ты само целомудрие, нетронутая, как яшма, чистая, как лед, тебе от них не уйти. Доходит до того, что, переодев мужчину в женское платье, они тайком проводят его в женские покои неожиданно для хозяек; занимаются всякими мерзостями, о которых и говорить-то противно. Бог знает, сколько женщин и девушек было обесчещено таким путем! Хорошо еще, если никто не узнает, что репутация дома подмочена. А если все раскрывается, если все узнают об этом позоре, а только глава семьи, все еще как слепой и глухой, живет, будто во сне. Каково это? Ведь беда несомненно идет от того, что женщина невежественна и неопытна, но за то, что глава семьи не смог заранее принять мер предосторожности, не предостерег ее, не наставил на путь истины и довел дело до того, что у него на голове стала красоваться зеленая косынка{221}, кого же, как не его, винить?

— Я слышал, что в «Книге обрядов»{222} есть такое выражение: «Пусть слова женщины не выходят за порог дома, а слова мужчин — не входят в дом». Видите, какое значение древние придавали женским словам; а уж что говорить, когда эти монахини да сводни со всех сторон подговаривают и науськивают, да разве обойдется тут без скандала? Доходит до того, что женщина совершенно открыто идет в храм или на поклонение горам, и нечего уж тут спрашивать, чем она там занимается!

— Если бы муж такой жены, относящийся к числу мудрых людей, выследил этих распутниц, дома постоянно увещевал бы жену, показал бы ей, что эти монахи и сводни ее враги, заранее предостерег ее от них, не разрешил бы впускать их в дом, так разве тем удалось бы пустить в ход свои уловки!

— И еще говорят, что у вас на родине издавна называют мачеху второй матерью. И вот эти вторые матери смотрят на детей от первой жены как на корень всех бед и всячески их преследуют: или мучают их непосильной работой, или оставляют их без присмотра, когда они тяжело больны, или морят их холодом и голодом, или постоянно ругают и бьют. Так жестоко обращаются с ними, что и передать нельзя. А ведь для ребенка такая жизнь — сущий ад! Особенно тяжело детям в бедных семьях. В богатых, там если нянька или родня присматривают за детьми, то мачеха не может уж слишком лютовать; но вот стоит ей самой родить ребенка, как она мечтает захватить для него все имущество, строит всякие планы, интригует. Ночью, в постели наговаривает мужу на его детей: или скажет, что его дочь непослушна, или наврет, что сын во всем ей перечит, что он обжора или лентяй, плохо себя ведет, безобразничает, иногда даже наговорит, что мальчик связался с ворами или что дочь — распутница. Словом, всяческими способами губит детей.

Ну, а что тут может сделать слабая девочка или маленький мальчик? Отец побоями добивается от них признания, а им остается только плакать; так они и умирают от этих истязаний или чахнут от горя. Разве можно сосчитать, сколько детей погибло из-за мачех! Чего бы казалось проще — отцу с самого начала защитить свое дитя, предусмотреть, как уберечь его от таких бед. Так нет, слушает наветы жены, и уже сам как будто себе не хозяин. А потом перенимает повадки мачехи и не только уже не может защитить от нее своих детей, но и сам тоже начинает тиранить их. Таким образом, мало того, что у ребенка вместо матери мачеха, родной его отец становится как бы отчимом. Нападают на ребенка с двух сторон, всячески мучают и оскорбляют его. И это приводит к тому, что в «Загробном городе погибших от несправедливости»{223} прибавляется много маленьких духов. Все это проистекает от того, что главным являются отношения между мужем и женой, причем муж легковерен и податлив, а жена злобствует, родительские же обязанности они забывают.